Владимир Лорченков - Последняя любовь лейтенанта Петреску

Балан только ошарашено кивал. Оставив пастуху-немцу немного денег, он взял с него слово присматривать за парнем, и уехал.

Забравшись на пятый этаж благодаря помощи подростков, искренне восхищавшихся своим новым знакомым, лейтенант Петреску осторожно выдавил стекло квартиры Балана.

– Проникновение в чужое жилище со взломом, – со вздохом констатировал Петреску, и аккуратно переступая, пошел по комнатушке.

Гулять было негде: площадь комнаты Балана в малосемейке была восемь квадратных метров. Порывшись в бумагах на столе, уже ничему не удивляющийся Петреску нашел большую папку. Надпись на ней гласила

«Последняя любовь лейтенанта Петреску».

Вздернув брови, Петреску собрался было читать, как вдруг ручка на двери осторожно зашевелилась. Было ясно, что это не хозяин. Аккуратно отступив в закуток, где была раковина, Петреску присел, и прикрылся старым одеялом. Наконец, взломщик справился с замком и вошел в квартиру Балана.

Майор Эдуард оглянулся, и закрыл за собой дверь. Никого. Усевшись на диван, майор стал терпеливо ожидать свою жертву. К сожалению, Балан доехал до Кишинева. Поэтому оставалось одно: ликвидировать журналиста ночью, а смерть его свалить на пьяных соседей. Все это приходилось делать, естественно, из-за денег. Нет, майор вовсе не собирался присваивать эту сумму себе. Просто эти пятьдесят тысяч долларов были неприкосновенным фондом Службы информации и безопасности. Их показывали, и даже давали в руки агенту, если тот шел на крупную операцию, но затем агента приходилось обязательно убивать, потому что, лишись СИБ этих 50 тысяч долларов, организация оказалась бы банкротом. В общем, эти деньги сотрудники СИБ ласково называли «наш переходящий приз», и отвечали за них головой. Майор не страдал: он с удовольствием убил бы Балана даже бесплатно. Дело в том, что Эдуард писал в школе недурственные сочинения, но отчего-то его карьера человека пишущего не сложилась, после чего он возненавидел всех, кто зарабатывал на жизнь написанием текстов. К писателям он ненависти не питал (за неимением таковых в Молдавии), значит, оставались журналисты.

Деньги Эдуард едва выпросил у Константина Танасе, поручившись за них головой.

– Что хоть за операция? – поморщился заметно сдавший в последнее время шеф.

– На внедрение агентов в сеть арабских экстремистов! – бодро отрапортовал Эдуард, зная о любимом коньке Танасе.

Через полчаса он принимал в кассе эту вечную сумму, оставив расписку.

– Что это они такие грязные? – вздохнул он, пересчитывая купюры.

– Еще бы, – не поняла его кассирша, – ведь уже четырнадцать лет все, кому не лень, их мусолят…

Покряхтев, Эдуард достал из кармана пистолет, и начал любовно навинчивать на него глушитель. Тот выскочил из пальцев, и закатился под диван. Выругавшись, чекист полез за глушителем. Под диваном он повернул голову влево, и вдруг заметил, что занавеска, отделявшая закуток с умывальником, шевельнулась. Делая вид, что ничего не произошло, Эдуард нашел глушитель, навинтил его, аккуратно прицелился и четыре раза выстрелил

– Эй, – тихо позвал майор затаившегося, как он думал, Балана, – вам плохо?

Майор не был кретином, просто на курсах повышения квалификации его учили, что затаившийся человек на идиотский вопрос, как правило, отвечает.

– Вы с ним в одной комнате, он за диваном, оба вооружены, – учил инструктор из ЦРУ, – вот вкратце ситуация. Не говорите ему: эй, выходи. Спросите что-то неожиданное. К примеру, – ты сегодня завтракал?

– Или: который час? – подал идею Эдуард.

– Совершенно верно! – поощрительно улыбнулся американец. – И даже если он не отзовется, то непременно рассмеется нелепому вопросу. Тут – то вы его и убиваете.

Эдуард еще раз вспомнил американца, и повторил вопрос:

– Вам плохо?

В закутке молчали. Что ж, довольно решил Эдуард, значит, убил. Майор встал, подошел к занавеске и дернул ее.

Лейтенант ничего не ответил на вопрос Эдуарда потому, что лейтенанту и в самом деле было плохо. Настолько, что он даже говорить не мог. Ведь под старым одеялом, которым Петреску укрылся в закутке с раковиной, нестерпимо воняло. Оно вообще попало в квартиру Балана по ошибке: журналист недавно, спьяну, снял его с бельевых веревок, приняв за свое. А одеяло-то было соседки, цыганки Светы, и ни разу за всю историю своего существования не знало стирки, порошка, и выбивалки. На бельевых веревках Светка его просто проветривала.