Владимир Лорченков - Последняя любовь лейтенанта Петреску

– Кто же виноват, старик, – обратился он к Федору, – что прошлое донесение мы сочинили таким скучным?

– Ты и виноват, – пожал плечами нищий, – тебе ведь поручено за этим Петреску следить.

– Не ссорьтесь, – предостерег их Георгий, – давайте лучше сядем на лавочку, выпьем этого чудного вина, и сочиним еще одно донесение, за которое начальство Мунтяну заплатит нам кучу денег

– А мы купим на них кучу вкусной еды и выпивки, – воодушевился Мунтяну, – давайте!

Мужчины уселись на скамейку и по очереди отпили из жестяных консервных банок вина, которое Григорий разливал из пластиковой бутыли. Это вино было его изобретением, и Григорий не раз в гордостью говорил, что значительно позже потомство оценит его по заслугам.

– Я хочу назвать этот сорт вина каким-нибудь красивым, поэтическим женским именем! – гордо говорил он, подняв палец. – Например, Анна-Роза Мария, или Маргарита Белла Дульсинея. Я хочу, чтобы мое вино воспевали поэты.

– Для поэтов оно слишком крепкое, – замечал Теодор, отхлебнув из банки.

– А, – отмахивался Григорий, – пустое! Кому как не мне знать о качествах моего великолепного вина. И пусть мне ставят памятник не из серебра, но из золота, ибо я не только – открыватель нового великого сорта. Я – изобретатель принципиально нового подхода к созданию новых сортов вина. Причем подход этот не требует никаких особых усилий, он прост и понятен даже десятилетнему ребенку.

Новый подход Григория к созданию необычного сорта вина заключался в следующем: на всех свадьбах, и поминках, куда церковного попрошайку (такой обычай издревле существовал в Молдавии) пускали поесть, и разделить радость или горе, Григорий потихонечку сливал вина из всех бутылок в одну. «Кагор», «Каберне», «Шардоне», «Совиньон», «Лидия»… Григорий брезговал лишь двумя сортами: «Букетом Молдавии» и «Черным Монахом».

– «Букет Молдавии», – объяснял он, – это для туристов и русских. Сладкая виноградная водка, вот что это такое. Пускай пьют дураки. А «Черный Монах» – вообще нелепица какая-то. Сделали красивую бутылку, налили туда остатков из бочек, и назвали вином.

– Ты великий изобретатель, – похвалил его, попробовав в первый раз вина Григория Мунтяну, – но я вынужден тебя разочаровать.

– Вино – плохое?!

– Вино отличное. Я не о нем. О способе. Этот способ придумали до тебя.

– Кто?! – взялся за сердце Григорий.

– Один американский бродяга Мак. Об этом даже написал в своей книге американский писатель Стейнбек.

– Ты уверен? – подозрительно вглядывался Григорий в лицо Мунтяну.

– Увы, – развел руками агент госбезопасности, предварительно выпив вина, – я сам читал эту книгу.

– Ну-ка, опиши подробно, как это рассказано в книге?

– Ну, этот бродяга Мак подрабатывал в баре, и сливал недопитые клиентами коктейли, и напитки в большую бутыль. Виски, пиво, водка, ликеры…

– Ага! – торжествующе закричал Григорий. – Но ведь я не добавляю в свое отличное вино ни водки, ни ликеров, ни коктейлей. И, значит, мой способ выведения нового сорта – не украден.

– В общем, – подумал Мунтяну, – ты прав. Но и американский бродяга Мак тоже молодец, как и ты.

– Безусловно! – поднимал банку с вином за здоровье американских бродяг и писателей молдавский бомж Григорий. – Выпьем за него, и за этого Стейнбека.

– Бывает, – рассудительно сказал Теодор, закурив бычок, – что одна великая идея приходит в голову двум людям одновременно. Я слышал об этом.

– Да, – согласился Мунтяну, – я тоже об этом слышал. Кажется, с изобретением телефона так было. И электрической лампочки, и радио.

– Мне вообще кажется, – задумчиво сказал Григорий, – что великие идеи вселяются в головы всех хороших людей одновременно. Просто хорошие люди настолько хорошие, что не спешат обнародовать эти идеи, чтобы дать возможность отличится другому. Сейчас я вспоминаю, что лет тридцать назад меня осенила идея: а почему бы не делать людей из клеток других людей? Но я не спешил, и что же? Кто-то из генетиков отличился и получил премию за клонирование!

– Кстати, о премии. Давайте же сочиним, наконец, следующее донесение.

Крепко выпив, друзья перебрались с лавочки на траву, и легли. Теодор достал огрызок карандаша, а Мунтяну – мятый листок. Майор Эдуард пытался было протестовать против того, что Мунтяну отсылает ему донесения на грязных мятых листках, неровно исписанных карандашом, но Мунтяну сумел переубедить начальника.

– Если я по легенде бомж, – сказал он майору, – то и донесения мои должны выглядеть соответственно.