Ирэн Роздобудько - Лицей послушных жен (сборник)

– Ну, банда, готовы? – весело говорит дядя Коля и открывает дверцы. – Залезай!

Они прыгают на заднее сиденье – каждому достается по окну, спорить не приходится!

Тетя Ира садится вперед.

Николай Иванович поворачивает ключ, машина дергается, и они одновременно дергаются от радости – ура, поехали!

– Стойте! Стойте! Стойте! – вдруг кричит Ника.

– Что случилось? – говорят все сразу.

– Тедди! – объясняет она. – Я забыла взять Тедди! А я ему обещала!

Ярик презрительно хмыкает.

– Какой еще Тедди? – спрашивает тетя Ира.

– Это ее медведь, – поясняет Ярик и укоризненно смотрит на нее: мол, девчонка она и есть девчонка.

Но ей все равно – пускай сначала научится так прыгать с турника, как она! А Тедди она не оставит на целых два дня!

– Ну, беги. Только быстрее! Ждать не будем – поезд уходит по расписанию! – шутит дядя Коля.

Она выскакивает из машины, бежит к подъезду.

Одолевает первый этаж, прыгая на правой ноге, второй – на левой, на третий взлетает на обеих, перепрыгивая по две ступеньки.

Переводит дух. Тихо вставляет ключ в замочную скважину: тетя Зоя любит долго спать – это она знает. Когда-то услышала, как она сказала родителям: «Если меня разбудить с утра, встаю как зверь – покусать могу!» С нее хватит и того, что тетя Зоя щиплется.

Неслышно крадется по коридору к своей комнате. И замирает от неожиданного ужаса: из комнаты, где спит тетя Зоя, доносятся приглушенные крики. Вообще звук идет жуткий, непонятный. Похожий на птичий клекот.

Зоя умирает?

Она распахивает дверь.

И видит нечто ужасное: Зоя набросилась на отца и, навалившись на него, беспомощно распластанного на кровати, душит его! Она совсем голая, и длинные рыжие растрепанные волосы, как языки пламени, скачут по ее круглой белой спине…

Она бросается на эту ненавистную белую спину, кусает, царапает ее.

Чувствует, как руки с длинными когтями пытаются сбросить ее.

Зоя вскакивает, и она осыпается с ее гладкого тела, как опилки. Поднимается и снова бросается кусаться!

– Ах ты, мразь! – кричит Зоя и кивает отцу: – Угомони ее, а то я за себя не ручаюсь! Это ж надо!

Сквозь слезы она видит красное лицо отца.

Он еще живой, только очень красный – даже алый, будто переспелый помидор. Но – живой!

Он вскакивает, заматывается Зойкиным халатом.

А потом…

Потом отрывает ее от Зойки. И вместо благодарности и защиты она ощущает его страх, враждебность, отвращение, словно он борется со змеей. Он со всей силы швыряет ее в противоположную сторону. Она пулей отлетает прямо к стене. Звонко ударяется головой. Ей даже кажется, что голова раскалывается, как яйцо, и все, что находится внутри, стекает по стене.

В голове звонят колокола.

Звон вибрирует во всем теле.

Из носа течет ручеек крови. Впервые она видит кровь так близко. Она такая странно-яркая, как калиновый сок. И такая же жидкая. Не такая, как в кино, где кровь похожа на мед или чернила…

Отец приседает рядом, изо всех сил тормошит ее за плечи. Чем больше тормошит, тем больше звонят колокола. А сквозь них доносится голос:

– Скажешь матери – прибью!

Тетя Зоя возвышается над ними, завернутая в покрывало, как статуя или приведение.

– А может, все к лучшему… – говорит она.

– Заткнись, – говорит отец.

Она не хочет их слышать.

Громче включает колокола. Они спасают ее от этих голосов.

Вырывается.

Она так сильно вырывается из его рук, что из носа еще больше бьет красный ручеек. Бьет и попадает прямо в рот – соленый и горячий.

Она глотает и сплевывает его. И мчится к двери, на лестницу.

Мчится мимо заведенных «Жигулей», мимо удивленных лиц Ярика и его родителей за стеклом, мимо всего этого праздника, который вмиг становится для нее чужим.

Мчится к арке – чтобы только скорее исчезнуть с их горизонта, от их расспросов. Об этом никому нельзя говорить! Никому. Теперь эти колокола будут звенеть в ее голове всегда!

Мчится через дворики, глотая горлом кровь, – кажется, она течет внутри, по самому горлу, как вода. Она смотрит на окна, ищет одно – с пустой клеткой…

Влетает на нужный этаж, распахивает дверь, зная, что она всегда открыта. На пороге над ней взмахивают крылья черного плаща – она падает в них.

Черные крылья окутывают ее, поднимают высоко в воздух. Она качается в них, как в гамаке – среди листьев и звезд, – там, в другой жизни.

– Что с тобой? Что случилось? Что?

Она всматривается в его лицо.

Ей страшно. В одно мгновение мир переворачивается и становится враждебным, чужим. Была бы кошкой – забилась бы сейчас под кровать.