Ирэн Роздобудько - Лицей послушных жен (сборник)

Выудила из горы бумаг красную потертую книжечку.

Нашла то, что нужно: «Иван Александрович Вильде». Почерк неровный. А ниже желудка даже сейчас разгорелось приятное тепло – вспомнила его лицо, внимательные глаза и спокойный тихий голос. Телефона нет, только адрес: «Улица Октябрьская, 7». Ниже указана тема нашей минувшей беседы, сформулированная в духе издания: «Любовь с фантомами: мифы или реальность».

Найти бы еще статью в газете, но на это не было времени.

Я вскочила, натянула джинсы, первую попавшуюся футболку и выбежала на улицу. Взяла такси, продиктовала адрес и всю дорогу молилась только о том, чтобы этот Иван Александрович был дома.

Дом узнала сразу и даже вспомнила этаж – четвертый. Взлетела на него, как ракета, и нажала на звонок.

Дверь открылась слишком быстро, как будто меня ждали.

Из полумрака на меня вопросительно смотрел тот самый человек. Я не могла ошибиться – такое лицо запоминается раз и навсегда.

– Добрый день, – поздоровалась я. – Вы меня помните?

Казалось, что он меня не слышит. Так как повисла долгая, довольно странная пауза, во время которой я не без удовольствия всматривалась в лицо, еще тогда так понравившееся мне.

– Я брала у вас интервью пять лет назад, – пояснила я и назвала себя.

Он молча отстранился, пропуская меня в комнату. «О господи, – подумала я, – он не только оглох, но еще и онемел».

Я прошла в комнату, которая совсем не изменилась, – те же книги, тот же круглый стол и лампа под старинным абажуром. И то же ощущение уюта. Помнится, я еще в первый визит отметила, что запросто могу здесь заснуть, не думая о добывании хлеба насущного. Заснуть, как Герда в цветочном саду волшебницы…

– Вы меня забыли? – снова вежливо спросила я, добавив, что еще раз хотела бы взять у него кое-какие комментарии по поводу аномальных явлений.

Мужчина наконец улыбнулся. Его улыбка, как и тогда, поразила меня – она была лучезарной. Лицо словно осветилось изнутри. Не у многих людей увидишь такую искреннюю улыбку.

– Не забыл. Даже надеялся, что понадоблюсь вам еще раз.

Я подумала, что должна выдержать все, даже если он захочет потрогать мою задницу – не отступлю ни на шаг!

– Это хорошо, – как можно веселее сказала я. – Тогда перейдем к делу: я снова пишу статью на тему путешествий во времени и пространстве. Я ее почти закончила. Но хотела бы проконсультироваться с вами… Так сказать – расставить последние акценты.

Он опять хитро улыбнулся:

– А я думал, что вас интересует только политика…

Я смутилась. Значит, он следит за прессой и, как это ни странно, за моими публикациями тоже.

Пришлось сказать, что якобы перешла в другой отдел и опять взялась за старое.

– Прекрасно! – обрадовался он. – Садитесь вот в это кресло. Пойду поставлю чайник. Вы будете кофе или чай?

На это у меня совсем не было времени, но отказываться неудобно.

Я заказала «то, что быстрее».

Мужчина пошел в кухню.

Я рассматривала стены, помахивая ногой от нетерпения. На стенах висело множество уже знакомых мне фотографий. Как и в прошлый раз, не могла оторвать взгляд от черно-белых свидетельств прошлого этого чудака.

В 80-е он был младшим научным сотрудником Академии наук, пока не начал изучать всякие аномальные явления и не вылетел с работы.

Потом работал в котельной и составлял гороскопы для разных изданий. Через эти гороскопы, которые ему заказывала наша газета, я и вышла на него. Конечно, тогда он наплел мне с три короба, а я из этого – каюсь! – сделала неплохую страшилку для доверчивых домохозяек.

Но теперь я просто не могла отнестись к нему так же, ведь и сама попала в историю, достойную пера писаки вроде меня в те времена.

С энтузиазмом и новым интересом я рассматривала фотографии на стене. Это были вырезанные из журналов или переснятые с открыток и репродукций портреты известных людей, – наверное, тех, с кем «общается» мой герой. Половина из них были мне незнакомы, но среди них я узнала Марию и Пьера Кюри, Фриду Кало, Розанова, Ахматову с Пастернаком и еще десятка два писателей, путешественников и ученых. Разумеется, был здесь и знаменитый снимок Эйнштейна, где он показывал миру язык.

Среди них висела и фотография самого хозяина, которую я тогда не очень хорошо запомнила: он стоял над морем на гребне какого-то валуна.

Белая рубашка, как флаг, развевалась за плечами, открывая взору стройный рельефный торс. Он словно сошел со страниц книг Хемингуэя или Джека Лондона – лучшего сравнения не найти. И при этом в его лице было что-то детское, точнее, беззащитное и даже наивное. Он не был похож ни на одного из мужчин, которых я знала. Я улыбнулась: если бы встретить такого раньше – атас: «Прощай, Мирось!»