Елизавета Воронина - Олеся. Сожженные мечты

– Скажи спасибо, что я вообще с тобой говорю.

– Спасибо. Только ты покудова ни о чем не говоришь.

– Так слушай. – Саша угостилась сигаретой из Олесиной пачки. – Короче, помнишь, на Восьмое марта у Таньки Бежевой собирались? Ты еще ночевать осталась, а утром какие-то непонятки у вас… Помнишь, ну?

– Блин, Санька, когда это было!

– Две недели назад, между прочим.

– Больше. Двадцать шестое сегодня.

– Тем более. В общем, Танька колечка обыскалась. И цепки золотой, с крестиком. Думают на тебя.

– На меня? – Олеся ткнула себя пальцем в грудь. – Эта баба не могла столько времени найти свои цацки, и я теперь виновата?

– Ты сиди и слушай. – Саша закурила. – Они не искали, короче. То есть не сразу искали. Танька те свои кольца-цепки где-то держала отдельно, ну, не надевала. Вот сейчас, говорит, хватилась – нету.

– И сразу на меня подумала?

– Не сразу. Просто у нее с восьмого марта никто так особо не тусил. А ты неделю назад Ленке Горчевской пятьсот гривен отдала. Девки это обсудили. И решили: ты колечко и цепочку Танькины продала, чтобы часть долгов отдать. Сколько ты Ленке торчала пятихатку? С Нового года?

Глаза Олеси сузились.

– Не надо меня так по-черному подставлять, Сань… Ленка уже печень проела, вот я и нашла бабки. Где и как – мое дело, их, кстати, мне тоже надо отдавать. Сама же знаешь мою ситуацию…

– Лесь, мне твою ситуацию на хлеб намазать и с чаем выпить? Извини, конечно, подруга, но ты и мне сотню торчишь… И ничего пока, приходишь вот ночевать…

– Выгоняешь?

– Девки сказали так: узнают, кто пустил тебя спать – сделают проблему. Слушай, я сраться ни с кем не хочу. Запустили такую тему: если ты принесешь вещи или отдашь деньгами, проблему закроют. Нет – сама смотри, ты Таньку знаешь, она с такими тусуется… Им только за счастье. Поймают на улице, закроют в квартире, станут банабаков [3]водить. Пойди тогда пойми, когда отработаешь.

– Зачем ты меня пугаешь, Саша? Думаешь, меня такими вещами можно испугать?

– Тебя не пугают, Лесь. Честно, меня даже ничего тебе не просили передавать. Просто разговор слышала, краем уха. Вообще говорят, ты уже давно достала всех своими проблемами…

– И хотят, по ходу, сделать мне новые проблемы?

– Леся… – Саша вздохнула, помолчала, затягиваясь, повторила: – Леся… Может, это… уедешь из города пока? Хоть к бабке… Отсидишься. Куда ты там летом собиралась, учиться вроде? Мирись с мамкой, дуй в Киев, поменяй, как говорят, пароли и явки. Карточки вон телефонные меняешь постоянно, могла бы часть долгов погасить…

Ничего не ответив, Олеся Воловик встала, с грохотом отодвинув табурет. На звук живо отреагировал попугайчик, ожил, затрещал-зачирикал.

– Ну начинается, Лесь! – занудила Саша. – Куда пошла? Не гонит тебя никто. Просто поговорили по-дружески. Ты ж должна знать…

– Все я знаю! – огрызнулась Олеся из прихожей, натягивая куртку. – Телефон не собираюсь больше менять! Хотите – ищите! Вообще я Таньке, сучке этой, сама завтра позвоню и все скажу! Не на ту напала! Ты веришь, что у нее вообще что-то пропадало? Ты видела у нее цепочку с крестиком?

Саша Ермоленко стояла на кухне, опершись о стол, слушала выкрики подружки и ничего не могла сказать в ответ. В конце концов, Олеся Воловик в последнее время создает проблемы исключительно себе. И если кто-то хочет показать девке, как выглядят настоящие проблемы, Саша не собиралась никому мешать. Но и участвовать в загоне давней приятельницы тоже как-то не очень хотелось.

Когда за Олесей захлопнулась дверь, Саша обратила внимание: сигарета, которую та достала из пачки, так и осталась лежать на столе нетронутой. Машинально взяв ее, девушка задумчиво раскрошила сигарету на пол клетки попугая. С некоторых пор птичка пристрастилась клевать табак.

…Позже выяснится: Александра Ермоленко была последней из близких знакомых, кто видел Олесю Воловик в живых…

Шагая по мокрым мартовским улицам в ночи, она не знала, куда ей идти. Ночевать у Сашки после всего услышанного не хотелось. Правда, Олеся ушла, поддавшись минутному порыву. Пройдя два квартала, она даже подумывала вернуться и переждать под крышей хотя бы до утра. Но быстро отогнала от себя эту мысль. Вместо этого поглубже засунула руки в карманы, повела плечом, поправляя тоненький ремешок сумочки на плече, втянула голову в плечи.

Сейчас Олеся Воловик шла куда глаза глядят.

Пройдя пешком еще несколько кварталов, она уже решила: Сашка права. Надо в очередной раз вернуться к бабушке, сесть там и сидеть, не высовываясь. Пусть даже мать ее там ищет, ведь наверняка позванивает. И даже пусть отыщет. Обида притупилась, ближе мамы все равно никого, пора бы с ней помириться. Тем более что как-то, позвонив бабушке, она узнала: с Толиком своим Борисычем мать уже месяц не живет.