Елизавета Воронина - Олеся. Сожженные мечты

Не самая плохая из них – позволять себе не считаться с матерью. У которой все должно быть по недоступному его пониманию «фэн-шую»…

– Ты опять шлялся пьяный всю ночь! – орала мать над ним, одновременно, ведомая исключительно материнским инстинктом оберегать даже такое чадо, встав между диваном в его конуре и тремя мужиками, на которых Артур спросонок, да еще при шторме под черепной коробкой, не мог толком сфокусировать взгляд. Правда, по реакции матери на их раннее появление он понял: гости незваные. Сразу же рассмотрел тех двоих, топтавшихся на благоразумном от семейного скандала расстоянии, определил на одном форменный бушлат и вдруг осознал: а ведь сколько живет здесь, ни разу не видел своего участкового. А интуиция подсказывала: он самый, как же фамилия, черт…

И тут же всплыло другое. Наконец-то испугавшее. Настолько, что Артур Греков стал быстро трезветь. Его даже качнуло, благо это всегда можно списать на состояние «хронического нестояния»…

Между тем мать продолжала, повернувшись к деликатно молчавшим утренним визитерам:

– Нет, ну вот где он, по-вашему, мог в таком состоянии накуролесить? И что он толкового может вам сказать? Он ничего не видел, ну говорю же вам – ни-че-го!

– Чего он не видел, Алевтина Павловна? – с какой-то странной для милиционера вежливостью, даже мягкостью спросил тот, в штатском, в распахнутом плаще и с папкой под мышкой. – Артур Артурович, вы что не видели?

– Я ничего не видел, – подтвердил Греков.

– Где именно вы ничего не видели? И заодно к началу вернемся.

– Куда – к началу?

– Разговора нашего к началу, Артур Артурович. Я интересуюсь: где вы были вчера, 26 марта, с двадцати трех ноль-ноль, до сегодня, 27 марта, примерно до половины второго ночи. Готовы сказать?

– А почему я? – прекрасно зная почему, Греков лихорадочно продолжал изображать хмельное пробуждение, от которого не осталось и следа, и нащупывать верный ответ.

– Что – почему вы? – Милиционер в плаще сохранял спокойствие.

– Почему я где-то должен был быть?

– Потому, что дома вас не было, – вздохнул Плащ и как-то странно, виновато, повернул голову к умолкшей было Алевтине Павловне. – Вы его искали, мама?

– Чего его искать… К Юрке, сказал, пойдут. Один живет, вечно там шалман…

– К Юрке… – Плащ снова повернулся к Артуру, чуть наклонился, ожидая: вот сейчас Греков назовет фамилию, которую, как догадывался парень, этот тип уже откуда-то знает. – Так у Юрия сидели, Артур Артурович? С кем? Объяснение напишем? Девушки были с вами? Сколько?

– Одна, – вырвалось у Грекова, и сразу же захотелось, как в плохом кино, зажать себе рот ладонью и выпучить глаза, смешно, по-жабьи.

– Одна. Вот, хорошо. Видите, Алевтина Павловна, сидели на квартире у старого товарища ребята и одна девушка. Адрес назовем? Куда девушка делась?

– Стоп! – Грекова, словно вспомнив что-то важное, решительно выдвинулась на первый план, вновь отгородив сына от визитеров. – Значит, так мы делаем. Он, сами видите, не в том состоянии, чтобы отвечать внятно. Пусть приведет себя в порядок. Потом спросите, о чем хотели. Под протокол. И в моем присутствии.

– Так не мальчик уже, – подал голос участковый. – Павловна, вы ж сами все понимаете прекрасно. Я про парня ничего такого, жалоб не было никогда. Только ведь сами же знаете – Греков, то да се, разговоры пойдут…

– Потому и в моем присутствии, чтоб меньше болтали! – отрезала Грекова, сдернула сына за отворот черной майки с кровати. – Марш, стыдобище! Студент он, учится! На заочном он у нас! Иди очи протри, заочник.

Артур поплелся, как был, в трусах и майке, в ванную, боковым зрением фиксируя: второй милиционер в штатском двинулся за ним. А за спиной услышал:

– Обыск, что ли, будете делать? У вас и ордер есть?

– Нечего искать. Но если надо…

– Вот пока не надо – делайте то, что закон позволяет. А что вообще случилось-то?

– Да случилось уж, Павловна… – прогудел баском участковый.

Игоря Крутецкого за руль не пустили. Отец, как назло, был в Киеве по партийным делам, потому мать приехала на квартиру к Лене сама и вытолкала парня оттуда, предварительно отпоив загулявшее чадо крепким кофе. Всю дорогу до места они молчали, и, только остановив машину в квартале от нужного здания, Инга Крутецкая быстро, как она умела это делать, спросила:

– Уже придумал, что сказать?

– Кому? Им? – Крутецкий с нескрываемым презрением кивнул перед собой, за лобовое стекло. – Пошли они в жопу!