Дуглаc Абрамс - Потерянный дневник дона Хуана

— Поезжайте! — крикнула она.

Услышав доносящийся из кареты женский голос, Кристобаль, конечно, удивился. Но удивился не слишком сильно и потому послушался. Наша карета покатилась дальше.

— Я не могу взять тебя с собой.

— Ты не можешь меня оставить.

— Ты отказываешься от счастья иметь семью и детей ради сомнительных удовольствий. Женщина не должна вести себя так же, как мужчина.

Во всяком случае, так я думал тогда.

— Я приняла решение, — сказала она.

— Я тоже. Мой ответ — нет.

— Если ты не возьмешь меня с собой, я скажу, что ты изнасиловал меня вчера ночью.

— Но я даже не овладел тобой!..

По решительному выражению ее лица я понял, что ей не составит труда исполнить свою угрозу. Почему она так отчаянно хотела убежать? Бежала ли она от клейма, которое поставила на всей ее семье жестокая инквизиция? В таком случае, имел ли я право отказать ей в помощи? Я вспомнил, как великодушно поступил со мною маркиз, предоставив возможность начать новую жизнь. Так или иначе, я не мог продолжать спор, потому что ее губы уже прижались к моим, а ее рука обвила мою талию. Вне всяких сомнений, из нее выйдет отличная куртизанка…

— Разве ты не присоединишься ко мне? — снова спросила Альма, отвлекая меня от моих воспоминаний. Я ничего не ответил и продолжал массировать ее тело жесткой мочалкой, время от времени поглядывая в сторону спальни. Эта роскошная спальня составила бы честь даже принцессе. Кровать, словно алтарь, стояла на возвышении и была покрыта простынями из тончайшего шелка. Хозяйка предпочла красный цвет, справедливо полагая, что мужчины не слишком отличаются от быков.

То, что она умела делать при помощи своего языка, пальцев и святая святых женского тела, побуждало мужчин вновь и вновь возвращаться в эту комнату. Однако падать к ее ногам их побуждало нечто иное. Альма обладала редким даром понимать мужское сердце, его тщеславие и его страхи, неуемную жажду власти и бесконечную слабость.

— Можешь не называть мне их имена. Просто перечисли самые яркие события. — Она предприняла последнюю попытку вызвать меня на откровенность.

Я осторожно провел мочалкой по ее груди и сказал:

— Что тебе за нужда в моих похождениях, если у тебя предостаточно своих!

— Я по-прежнему жажду новых знаний, дон Хуан. Чему ты научишь меня на этот раз?

— Ты была моей лучшей ученицей, — сказал я, лаская ее подбородок кончиками пальцев.

Она прижалась щекой к моей ладони. Я поднялся с табурета и, словно собираясь творить молитву, опустился на колени подле нее. Моя рука скользнула вниз по ее шее, и полная грудь легла в мою ладонь, как в чашу. Альма прерывисто вздохнула. Я медленно сжал ее сосок указательным и средним пальцем, и она застонала от удовольствия.

Потом она внезапно прижала мою руку к своей груди и спросила:

— А как же твое правило?

— Я решил на одну ночь сделать исключение.

— Ты… уверен, что это правильно?

— Если кто-то и неуверен, так это ты. Может быть, я неправильно истолковал твое приглашение?

— Нет… нет. — Мне показалось, что она пытается убедить не столько меня, сколько саму себя.

— Тебя беспокоит гонорар?

— Никакие деньги не могут сравниться с бесценными знаниями, которые ты мне подарил. Я просто никогда не думала…

Ее дыхание прервалось, когда моя рука нырнула в теплую воду и коснулась ее живота. Мои пальцы играли с ее нежной раковиной, словно пытаясь отыскать спрятанную внутри жемчужину. Она откинула голову и сжала зубы, пытаясь сдержать стон, рвущийся из груди.

Потом она порывисто поднялась из ванны, как Афродита из пены морской. Восхитительные изгибы ее тела сводили с ума. Она набросила на плечи халат, и тонкая шелковая ткань тотчас прилипла к влажному телу, подчеркивая его соблазнительные формы.

— …В Кармоне я видела его, — сказала она наконец.

— В самом деле? — с интересом спросил я, только теперь начиная понимать причину ее неуверенности.

Она отвернулась к зеркалу на туалетном столике и стала медленно расчесывать волосы.

— Томас по-прежнему… хотя мы не виделись два с половиной года… хочет жениться на мне. Он продолжает считать меня своей суженой. — Она засмеялась, но в голосе явно звучали нотки растерянности.

— А ему известно о твоей… жизни… здесь, в Севилье?

— Я рассказала ему все, полагая, что это отвратит его от меня. Однако он утверждает, будто ему нет дела до того, сколько у меня было мужчин, если… Если он станет последним.

— Это — настоящая любовь.