Дуглаc Абрамс - Потерянный дневник дона Хуана

— Совсем как живой, правда?

— Я не понимаю, как вы можете тратить золото маркиза на свое собственное надгробие, если вам приходится продавать свою дочь, как проститутку.

Командор развернулся и той же рукой, которая только что гладила лицо мраморного изваяния, ударил по лицу свою дочь. Я вынужден был сдержаться, поскольку понимал, что если сейчас я снова позволю себе вмешаться, ничего хорошего не выйдет. Он быстро осознал свою неправоту и, видя как девушка закрыла ладонями лицо, смягчился и сказал:

— Мне не следовало воспитывать тебя гордячкой. В замужестве это принесет тебе только страдания.

— Если причина не в золоте, то отчего же вы согласились на это замужество?

— Маркизу стало известно нечто… нечто такое, что может принести нам несчастье.

— И что же ему известно?

— Не важно, что именно. Главное, он знает об этом, — сухо сказал командор, давая понять, что разговор окончен.

Донья Анна не посмела продолжать расспросы. Командор опустился на колени у могилы своей жены.

— Свеча у надгробия твоей матери догорела. Мне следует пойти и купить другую.

— Разве нельзя послать дуэнью Люпэ?

— Купить и зажечь свечу для твоей матери — это мой священный долг и мое право. Это все, что я могу теперь для нее сделать… Но куда подевалась твоя дуэнья? Она должна присматривать за тобой.

— Она молится отдельно.

— Почему не здесь, рядом с тобой?

— Она не смеет заходить в нашу часовню.

— Дуэнья Люпэ! — Зычный голос командора нарушил тишину церкви и эхом отозвался под сводами маленьких часовен.

Дуэнья не заставила себя ждать. На ней была черная мантилья, перетянутая под грудью, отчего ее платье топорщилось, как будто она была беременна. Сегодня мне удалось разглядеть ее лицо, не прикрытое вуалью. Его тонкие черты и бронзовый оттенок кожи выдавали в ней азиатку. Пожалуй, эту старую женщину можно было бы назвать красивой, если бы не страх и беспокойство в ее глазах. Возможно, ее беспокоила судьба доньи Анны, а скорее всего, своя собственная судьба в этой стране завоевателей.

— Последи за ней, это твоя обязанность, — уходя, сказал командор.

Я притаился за колонной. Когда он ушел, донья Анна сказала:

— Я знаю, мой отец велел тебе оставаться со мною, но, прошу тебя… мне хотелось бы немного побыть наедине с моей матерью.

Лицо дуэньи Люпэ исказила гримаса обиды, как будто она целиком съела лимон.

— Я подожду в карете. А вы сами объясните командору причину.

Дуэнья ушла, и я понял, что пора действовать, поскольку времени у меня очень мало. Я приблизился к донье Анне. Она рыдала, закрыв лицо ладонями.

— Донья Анна… я должен поговорить с вами.

Она взглянула на меня в испуге и попыталась быстро осушить слезы.

— Вам нет необходимости скрывать свои чувства. Я здесь лишь для того, чтобы отплатить вам за ту доброту, которую вы проявили ко мне у маркиза.

— Вам следует немедленно уйти, пока мой отец не вернулся.

— Прежде чем уйти, я должен вас предупредить. Отвергая любовь маркиза, вы рискуете своим благополучием. А может быть, даже жизнью.

— Я не могу лгать в любви.

— Ваше замужество разобьет сердца многих мужчин в Севилье, но у вас не будет лучшего защитника и благодетеля, чем маркиз.

— И чье же сердце будет разбито?

— Их слишком много, чтобы я мог назвать, однако в любви, как и в жизни, выигрывает только один, а все остальные — проигрывают.

— Я не хочу быть в числе проигравших.

— Трудно представить себе лучшую партию, чем маркиз. Разве что сын самого короля…

— Титул и положение не значат для меня ровно ничего.

— Маркиз сумеет окружить вас всяческой роскошью.

— Мне не нужна роскошь, — презрительно сказала она.

— Вас отталкивает его возраст?

— Меня отталкивает пустота его сердца… Вы же видели, он не испытывал ни малейшего сострадания по отношению к своему другу… — Она с тревогой огляделась по сторонам и добавила: — …К вашему другу, который погиб во время боя быков.

Это последнее замечание впервые зародило в моей душе надежду, что донья Анна не вполне равнодушна к моей персоне. У меня перехватило дыхание.

— Вы любите другого? — спросил я напрямик.

— Я никогда не встречала человека, который не лгал бы, признаваясь в любви, — ответила она, глядя прямо мне в глаза.

Теперь настал мой черед смущенно отвести взгляд.

— Если вы не примете предложение маркиза, вам придется бежать из Севильи, чтобы спастись от его гнева.

— Мне некуда бежать.