Дуглаc Абрамс - Потерянный дневник дона Хуана

— Не я ли учил тебя, что, обижая нищих, ты тем самым наносишь обиду Господу нашему? — сказал он, укоризненно улыбаясь.

— Да, да, припоминаю. «Тот, кто просит — посланец небес, и это Господь просит тебя подать Ему».

— У тебя прекрасная память, — улыбнулся падре Мигель.

— Могу ли я забыть вас или ваши уроки!

— Значит, ты подашь ему, дон Хуан?

— Теперь я подаю только для того, чтобы потом получить свое, падре. — Я слишком недолго держал монеты в своих руках, чтобы отдавать их в чужие.

— Это слова не того мальчика, которого я знал в монастыре.

— Я уже не тот мальчик, падре…

В этот момент послышались крики зазывал с невольничьего рынка. Я взглянул на верхние ступени собора и увидел рабов. Индусы, арабы и чернокожие — все они выглядели одинаково подавленными и стояли, низко опустив головы.

Мой взгляд остановился на лице одной африканки, чья красота поблекла от бесконечных лишений. Красота — это ведь не просто свойство лица или кожи, это скорее присутствие в человеке внутреннего света. Именно этого огня и не было в ее глазах.

Внезапно послышались отчаянные вопли и рыдания. Я оглянулся и увидел командора, отца доньи Анны, собственной персоной. Он схватил за руку девушку — совсем юную, не старше четырнадцати лет — и попытался выдернуть ее из толпы рабов. Она рвалась назад, к пожилой женщине, которая, вероятно, приходилась ей матерью.

Падре Мигель проследил за моим взглядом и прошептал:

— Это нехороший человек!

— Вы знакомы с ним?

В толпе я пытался отыскать глазами донью Анну. Она стояла рядом со своей дуэньей. Они обе с болью наблюдали за происходящим.

— Все мавры в моем приходе знают его, — ответил падре Мигель. — Они прозвали его убийцей мавров. Уверяю вас, такого человека не стоит иметь в числе своих врагов.

Командор тем временем вынул шпагу и размахнулся, намереваясь ударить девушку рукоятью. Лежа на земле, она сжалась в комочек, и рыдала, в то время как мать тянулась к ней и пыталась защитить, несмотря на цепи, которые сковывали ее по рукам и ногам. В этот момент донья Анна решительно встала между отцом и рабами и обнаженной рукою остановила отцовскую шпагу.

— Отец, вам не следует разлучать девушку с матерью. — В ее словах было больше нежности, чем дерзости.

— Ее мать нам не нужна. — Его голос оставался суровым, но, обращаясь к дочери, командор явно смягчился. — А теперь уйди с дороги. Я научу эту девчонку слушаться ее нового хозяина.

— Пожалуйста, отец, сжальтесь над несчастной девушкой, которая еще моложе меня.

Девушка дрожала, лежа не земле и не смея пошевелиться.

— Прошу вас, отец… Зачем нам новые рабы? У нас есть дуэнья Люпэ.

— Дуэнью Люпэ придется продать, чтобы купить эту, — признался командор.

Дуэнья Люпэ вскрикнула от ужаса, когда торговец рабами схватил ее за локоть.

— Нет, отец! Пожалуйста, умоляю вас. Я люблю Люпэ, как родную мать.

— Но она твоя рабыня. Она всегда была лишь рабыней, и таковою останется. Однако сейчас она слишком стара и не внушает доверия. Нам нужна рабыня помоложе.

Он бросил на дуэнью многозначительный взгляд, острый, как укол кинжала. Возможно, он считал ее виноватой в том, что на ранчо было совершено нападение.

— Если вы любите меня, оставьте Люпэ и позвольте ей быть мне вместо матери. А девушка пусть вернется к своей… Ведь мать наверняка любит ее так же сильно, как вы любите меня.

— Люпэ тебе не мать! А эта девчонка научится слушаться меня, иначе ей придется горько пожалеть! — Его голос снова окреп, и командор замахнулся, чтобы нанести удар.

Повинуясь безотчетному порыву, я шагнул вперед и остановил его руку. На этот раз я пришел на помощь донье Анне, не пряча лицо под маской.

— Вы, конечно, не посмеете ударить безоружную девушку, которая не сделала вам ничего дурного.

— А вам-то какое дело?

В его коротко остриженных волосах уже проглядывала седина, хотя тело оставалось вполне крепким. Усы воинственно топорщились в стороны, а бородка узкой черной полосой делила подбородок надвое. Присмотревшись, я увидел шрам на его правой щеке. Он направил на меня кончик шпаги, но я не последовал его примеру.

— Кто бы вы ни были, уйдите прочь с дороги и не вмешивайтесь в чужие дела.

— Меня зовут дон Хуан, и у меня такая привычка — вмешиваться в чужие дела.

Толпа засмеялась, но командору было не до смеха.

— Все понятно. А теперь уйдите с дороги.

Я отвернулся от него и обратился к толпе, как актер со сцены взывает к публике. Мне нужна была поддержка этих людей, чтобы выиграть поединок, а именно: убедить работорговца отказаться от сделки с командором.