Дуглаc Абрамс - Потерянный дневник дона Хуана

Появляться возле ее дома среди бела дня было бы непростительным риском, и потому я был вынужден прибегнуть к помощи Кристобаля. Я попросил его передать письмо лично в руки донье Анне и умолял не подвести меня.

Вечером в дверь монастыря постучали. Я надеялся, что мне принесли записку от доньи Анны, но на всякий случай обнажил шпагу и затаился. Ведь там могли запросто оказаться и солдаты инквизиции. Мать-настоятельница открывала дверь — на пороге стояла Альма.

— Кто вы? — донесся до меня через окно голос матери Соледад.

— Вы действительно хотите это знать? — уточнила Альма, откидывая мантилью и показываясь во всей своей красе.

— Все в порядке, это ко мне, — поспешил сказать я. — Не волнуйтесь, гостья пробудет здесь совсем не долго.

— От всей души на это надеюсь, — настоятельница осенила себя крестным знамением и поспешила уйти.

— Я пришла попрощаться, — объявила Альма, когда я привел ее в комнату привратника.

— Как ты нашла меня?

— Мне помог Кристобаль.

— А как ты нашла его?

— Мне помогла Мария, — улыбнулась Альма. — Слава Богу, что инквизиция не всегда может уследить за сердечными привязанностями.

Альма очень удивилась, что я нашел приют в святой обители, среди монахинь.

— У нас общее прошлое, — уклончиво ответил я. — Но расскажи-ка мне лучше о своих планах. Ты сказала, что пришла попрощаться. Надо полагать, ты уезжаешь к Томасу?

— Как ты догадался?

— Иногда мужчина тоже умеет догадываться о том, в чем женщина не может себе признаться, — сказал я с улыбкой.

— Представь, он приехал в Севилью и явился ко мне как клиент. Похоже, что я ошибалась, когда думала, что наша семейная жизнь будет лишена страсти. Он сделал мне предложение и дождался ответа прямо в моей постели.

— Вы станете жить в Кармоне?

— Томас согласился увезти меня в Амстердам. Нам хочется жить в таком месте, куда не дотянется шлейф памяти о прошлом… И подальше от этого мира, где пытаются поладить между собою честь и позор.

— Амстердам? Один датский купец как-то сказал мне, что там полно куртизанок.

— Возможно, — равнодушно сказала она. — Но какое это имеет значение для жены и матери?

— Вот и закончилась твоя короткая, но блестящая карьера… Я всегда подозревал, что жизнь, в которой слишком много свободы, недолго будет радовать тебя.

— А вот я даже не подозревала, что смогу быть счастлива с человеком, которого так хорошо знаю… и который так добр. Я хотела познать всех мужчин, так же как ты хотел познать всех женщин, но теперь мне нужен только один мужчина и его доброе сердце.

— Это верно. Зная одного, можно познать всех, — сказал я.

— Я никогда тебя не забуду.

Она устремила на меня взгляд, в котором сквозили восхищение, благодарность и что-то очень похожее на любовь. Альма не единожды уверяла меня в том, что ждет от меня лишь наставлений в ее сомнительном искусстве. Однако сердце не всегда может оставаться равнодушным к влечению плоти. Любовное желание и сама любовь зачастую идут рука об руку.

— И все-таки постарайся забыть меня, — сказал я. — Помни только то, что ты узнала о душе и плоти.

— Ты так многому научил меня, — она по-прежнему не сводила с меня глаз.

— Ты сама научилась, — сказал я.

Неожиданно она протянула руку и коснулась моего бедра.

— Еще один урок, дон Хуан? Прежде чем мы совсем откажемся от них…

Должен признаться, что моя плоть не осталась вполне равнодушной к этому прикосновению. Мои руки были вовсе не против того, чтобы обнять красивое тело, а мои пальцы почти ощутили под собою шелк черных локонов. Но я сдержался, как будто моя воля железными цепями сковала мое тело. Пока я жив, моя плоть всегда будет отзываться на красоту других женщин. Но при мне всегда останется железная воля. Я буду смотреть на других красавиц, как смотрю на прекрасную картину, до которой нельзя дотрагиваться. Это будет безмятежный взгляд художника, который способен оценить красивые линии, а не плотоядный взгляд мясника, который видит перед собой только то, что можно употребить в пищу. Наконец, я вздохнул и сказал:

— Прости, не могу.

— Дон Хуан мертв. Да здравствует дон Хуан! — Альма недоуменно покачала головой. — Один прощальный поцелуй…

С этими словами она прильнула к моим губам. Я слегка отпрянул, но все-таки ответил на ее поцелуй. Если когда-нибудь благосклонные небеса позволят мне жениться на донье Анне, я никогда в жизни больше не поцелую другую женщину. Сейчас я словно прощался со всеми женщинами, которых когда-либо касались мои губы.