Александр Белых - Сны Флобера

Для него это был прощальный карнавал. Марго робела перед его эротической экспансией. Её коробил уличный язык Ореста. Если он бывал в досаде на кого‑нибудь из её коллег, которых она тоже не жаловала, его брань была настолько увесистой, что Марго смущалась, хоть и разделяла его негодование. Однако он и всуе произносил эти непутёвые словечки. Марго одёргивала его, как ребёнка. Если похабник не унимался, то она впадала в истерику, убегала на кухню в слезах и, громко хлопая дверцами шкафа, доставала сигареты, демонстративно курила, чтобы он видел, до чего довёл бедную женщину этими вульгаризмами. «Ведь он такой и есть, как я не разглядела, пришёл в мой дом со странными намерениями», — думала Марго.

Он уходил на пляж, где‑то шлялся. Его возвращение оправдывалось разумным объяснением. Он говорил, что хотел посмотреть, как сосуществуют на примере их речи разностильные лексические пласты языка.

— Ну и дурачок же ты! — примирительно говорила Марго, принимая его поцелуй в щеку.

Стилистический конфликт был исчерпан.

Марго нравилось находить в постели спящего мальчика, когда она приходила от подруги поздно вечером. Она ныряла к нему под одеяло и прижималась чреслами. В один из таких зимних вечеров она объявила о поездке на остров.

— Ух ты, у тебя есть дом на острове? Едем немедленно! — завопил Орест, охваченный щенячьим энтузиазмом.

Его глаза, как у подростка, горели сумасшедшими искорками. Он приподнялся на локте, одеяло сползло с плеча.

— Вот придёт весна, зацветут подснежники, потом вишни, отцветут сливы, и вновь зацветёт черёмуха, мы поедем ухаживать за садом, — вразумительно объясняла Марго, пощипывая на его груди реденькие волоски.

Орест мурлыкал от удовольствия, урчал и, прикрыв глаза, уже представлял, как под их окнами будет шуметь море. Его сердце отсчитывало удары под рукой Марго, теребившей большим пальцем тёмный сосок, покрывшийся пупырышками.

Волна поднатужилась и прыгнула к их ногам.

— Ай, кусается! — вскрикнула Марго и отскочила в сторону. — Ай! — вновь испуганно вскрикнула она, наступив на что‑то скользкое.

Орест наклонился, нащупал напугавший её предмет. Это был трепанг, выброшенный на берег волной. Орест взял его в ладонь. Холодный, мягкий на ощупь, покрытый бородавками, похожий на огурец моллюск скользнул внутрь его плавок:

— Ну, трусишка, вынь его!

Марго брезгует. От него пахнет рыбой.

— Конечно, пахнет, а как же! А ты пахнешь мидией, мой трепанг сейчас лопнет от зависти.

Он с трудом разжимает створки раковины, язычок мидии сокращается.

—У — у-у, какой сильный мускул!

Мидия ослабла, он глубоко вдыхает.

— Гляди, сейчас нос прищемит! — смеётся она и обхватывает руками его голову, волосы длинные, мокрые, жесткие, как ламинария.

И вот створки раковины раскрылись окончательно.

В минуту наивысшей радости её охватывает тревога, её счастье скоротечно, слёзы текут, и пальцы её впиваются ногтями в его тело, она готова разорвать его на части, растерзать. Они плывут в тёмной воде, волны успокоились, от каждого движения море искрится планктоном. Марго пытается ухватиться ногами за узкие бёдра Ореста, ложится на спину, он поддерживает её. Их окружают яркие звёзды в темном небе. Они разлетаются в брызгах из её рук, вокруг её тела…

— Мы как созвездия, — говорит он шёпотом.

Его голос окутала темнота. Через пролив, до самого острова Садо протянулась млечная река. Марго несказанно счастлива, без единой мысли в голове, крохотная искорка, живая, между двумя половинками небытия, которые принимают её и удерживают в свободном парении. Все её интеллектуальные ценности, вроде гегелевской эстетики, тщеславных планов и дзэн — буддизма рассыпаются в прах, в пепел александрийской библиотеки. Умереть бы сейчас, не узнав никогда о том, что умер…

— Если сможешь, роди, — говорит Орест.

Он сказал таким тоном, что она не поняла, действительно он хочет, чтобы она родила ему, или он бравирует. «Как грубо!» — думает она, но не подаёт виду. Ей больно. Нестерпимо больно. «Если сможешь, если сможешь…» — отзываются эхом его слова в сердце Марго.

— Ты посмотри, рубашка сбилась на шее в шарфик! — смеясь, произносит она и расправляет рубашку.

— А ты в следующий раз повязывай шею моим шарфиком заранее, — предложил всегдашний пересмешник Орест.

Они громко смеются. До слёз…

Два тёмно — бордовых лепестка завядшей розы, прошелестев, отвлекли Марго от её воспоминаний. «Роза содрогнулась и с лёгким треском, похожим на догорающий хворост в костре, обронила лепестки на пол», — мысленно записывала Марго в коллекцию своих маргиналий.