Моасир Скляр - Леопарды Кафки

Задание могло заключаться в ограблении банка. Этого банка, например. Почему бы и нет? Риск, конечно, огромен, но разве Троцкий не хотел, чтобы Ёся, подвергшись риску, показал, на что способен? Однако в записке не было ни малейшего указания на этот или на любой другой банк. У банков нет ничего общего ни с леопардами, ни с храмами. Они, конечно, храмы мамоны, но это в переносном смысле. Для очистки совести он решил все же заглянуть в банк: вдруг там обнаружится что-то связанное с содержанием записки. Входить было даже и не надо: из вестибюля, отделенного от царства капитала стеклянной дверью, все было прекрасно видно. Он взбежал по мраморным ступеням, зашел в вестибюль и заглянул внутрь. В роскошно обставленном помещении стояли столы, мягкие кресла, были окошечки, где обслуживали клиентов. Ничего особенного, но хоть одно утешение: в вестибюле работало отопление, и он чуть-чуть согрелся. Так что сразу уходить оттуда не хотелось, и он стоял теперь спиной к роскошному залу, глядя на улицу, на модные магазины напротив.

И тут он наконец увидел то, что искал.

Леопарды.

Их было два. Может, это были и не леопарды, может, тигры или пантеры: для того, кто не знаком с таксономией семейства кошачьих, задача их идентификации не так уж проста. Но у Мышонка не было сомнений: это леопарды, да, самые настоящие леопарды, и он наконец нашел их.

Вон они, на витрине изысканного ювелирного магазина: два величественных, грозных леопарда (два чучела леопардов), освещенные множеством ламп, со сверкающими оскаленными клыками и пристальным стеклянным взглядом. Декоратор воспроизвел руины древнего храма в гуще девственной сельвы. Полускрытые тропическими зарослями, леопарды как бы сторожили ритуальные предметы: маски, статуэтки богов, барабаны, маракасы. Посередине — три золотых вазы, украшенные драгоценными камнями. Леопарды, храм, жертвенные чаши — все было тут.

Взволнованный своим открытием, Мышонок помчался на ту сторону улицы и, не задумываясь, влетел в роскошный магазин.

Это вызвало удивление. Удивление и настороженность. В старой, мятой и грязной одежде, лохматый, с полубезумным взглядом, Мышонок в лучшем случае напоминал наглого нищего, а в худшем — заплутавшего сумасшедшего. Воцарилась гробовая тишина, когда он, сжав фуражку в руке, остановился, озираясь, посреди магазина, не зная, что делать дальше.

— Вам здесь что-то надо, сударь?

Он обернулся. Один из двух швейцаров, крупный мужчина с огромными усами, недоверчиво на него уставился. Смутившись, Мышонок забормотал, что ему ничего не надо, что он просто зашел узнать… Швейцар перебил его:

— Выйдите отсюда немедленно.

И, прежде чем Мышонок успел возразить, схватил его за локоть и потащил к выходу. Мышонок вырвался и прямо посмотрел ему в глаза:

— Я всего лишь хочу задать вопрос. Я не собираюсь никого беспокоить, никому причинять неудобств. Но не выйду отсюда, пока его не задам.

Итак скандала избежать не удалось. Хуже всего, что сцена привлекла внимание посетителей и продавцов, и они, застыв, ждали дальнейших событий. Задетый за живое швейцар расправил грудь и приготовился действовать, причем действовать, без сомнения, жестко.

— Оставьте его, Карел.

Молодая девушка вышла из-за прилавка и направилась к ним. Элегантно одетая, как и все остальные продавцы, тоненькая, маленькая, она не была красавицей: нос и рот великоваты, глаза — с косинкой. Но ее улыбка согрела сердце Мышонка. Она была первой, кто так улыбнулся ему, с самого его приезда. Она была первой, кто не смотрел на него с недоумением, первой, кто смотрел с симпатией.

— Вы хотели задать вопрос, — сказала девушка. — Можете задать его мне.

Мышонок, не спускавший с нее зачарованного взгляда, пришел в себя:

— А, да. Золотые стаканчики, которые на витрине… Что это за стаканчики?

— Стаканчики не продаются. Они — часть небольшой выставки. Знаете, иногда мы используем для этого витрину. В этом месяце тема выставки — религиозная церемония. Предметы, которые вы видите, все очень старинные, двенадцатого века примерно. Они из древнего храма на юге Африки. А сейчас принадлежат одному русскому коллекционеру, графу Иванову. Он нам их одолжил.

Значит, все было правильно. Еще одна деталь головоломки встала на место, причем важнейшая деталь, даже решающая. Стаканчики принадлежали русскому графу. К материальной ценности предметов добавлялась ценность символическая: кража их стала бы наказанием русскому дворянству, демонстрацией того, что длинные руки революции могут достать угнетателей в любой части Европы.