Василий Аксенов - Одно сплошное Карузо (сборник)

Подобные чудеса, однако, – это исключительная историческая редкость, а в обычном поступательном движении современной суперцивилизации все чаще возникает вопрос: нужна ли кому-нибудь твоя или чья-нибудь еще творческая суть?

В суперцивилизованном компьютеризированном, почти полностью уже классифицированном и калькулированном мире возникает новый плебс, одержимый самоудовлетворением и дешевым гедонизмом. При внешнем многообразии этот плебс, как мы видим, уже довольно хорошо организован в потребительские массы. У кошек здесь убирают когти с передних лап, собак лишают земных радостей, пегасов, похоже, осторожно обескрыливают. Еще щеголяя оперением, они уже не могут летать. Сможет ли когда-нибудь этот новый плебс загореться массовым индивидуалистическим вдохновением? Не в последнюю очередь это зависит от присутствия в мире упомянутого выше «малого писателя».

В заключение позвольте мне рассказать притчу об одном советском христианине. Будучи мальчиком в сталинские годы, он носил нательный крест. Поход в коммунальную баню или медосмотр в военкомате всегда был для него большим испытанием. Все потешались над ним: «Смотрите, у мальчика крестик на шее, вот умора, богомолка какая!» Некоторые кричали: «А ну, сними немедленно, а то из школы вылетишь!» Он не снимал.

Являя собой таким образом пример чистейшего индивидуализма в атеистическом тоталитарном обществе, он продолжал носить на шее символ Распятия. Веруя, он не мог, хоть убей, расстаться с этим маленьким предметом отверженности и гонений.

Прошло несколько десятков лет, и однажды он оказался на модном пляже в Ялте. Там все носили крестики на шее: полупреступные новобогачи и их телохранители-«качки», рэкетиры и картежники, бывшие коммунисты и гэбэшники, разбухшие от довольства дамы и стройные проститутки-топлес… И вот наш христианин неожиданно приобщился к ним, потому что на нем был все тот же его старый крестик, превратившийся вдруг из предмета сокровенности в атрибут моды. Что же мне делать, подумал он, ведь не снимать же мне мой крест из-за того, что они теперь все с крестами? И он его не снял, что дает каждому возможность сделать любые выводы.

Сюда входят публицистические статьи-эссе. Первая относится к началу так называемой перестройки в Советском Союзе, последующие к событиям в новой, демократической России (90-е годы прошлого века). В 1989 году Аксенов впервые после отъезда в эмиграцию посетил Москву. Ему еще не было возвращено советское гражданство, которого он был лишен в январе 1981-го, и поэтому он прилетел (вместе с женой Майей) по приглашению американского посла и своего друга Джека Мэтлока. С этого времени он начинает регулярно посещать Россию. Здесь у него возникают издательские дела – его снова охотно печатают на родине. Впечатления от этих поездок и составляют содержание представленной здесь публицистики.

Это и уличные картинки посткоммунистической Москвы, и заседание жюри только что созданного фонда «Триумф», и создание Министерства безопасности новой России, и первая чеченская война, и сорокалетие радио «Свобода», на котором Аксенов нередко выступал во время эмиграции и которое внесло свой неоценимый вклад в разоблачение лживости советской пропаганды.

Тексты эти, кроме двух – «Люди в ловушках, бесы гуляют» и «Останкино и Петровка», не датированы автором. Не известно также, где они публиковались в те годы и публиковались ли. Известно лишь, что эссе «Хиппи и преппи» было написано по предложению русской редакции журнала «Vogue», это предложение в письме редакции от 11 января 1999 года было сформулировано следующим образом: «Были бы крайне признательны Вам, если бы Вы для нас – в нашу рубрику «По-моему» – написали небольшой текст на актуальную тему: американская любовь, или любовь по-американски. Причем вовсе не обязательна история про бедного Билла и коварную Левински. Как, впрочем, и наоборот – про коварного Билла и бедную Левински. Это должна быть история про американское ханжество в любви, браке, сексе». Публикация материала планировалась на апрель того же года.

Относительно эссе «Как меня записали в русские шовинисты» можно предположить, что оно было предназначено для газеты «Вашингтон пост», так как, по существу, это ответ на публикацию в указанной газете.

Все остальные тексты датированы предположительно на основании содержащейся в них информации.