Лора Мориарти - Компаньонка

Кора снова кивнула. Миссис Линдквист наклонилась через стол налить чаю и улыбнулась ей ободряюще. Линдквисты столько с ней возятся, так помогли, обратились к священнику за помощью. И вот теперь старенькая миссис Линдквист, которая любит в этот час соснуть, сидит с ними в гостиной, потому что неприлично ведь оставлять Кору с адвокатом наедине. Кора отнимает у нее время и у адвоката тоже. Значит, надо хотя бы пойти им навстречу.

Кора говорила внятно и старалась как можно четче отвечать на вопросы. Нет, она никогда не была служанкой. Помогала по дому, как все дети, но Кауфманам была как родная дочь. Мистер Кауфман делал ей игрушки и кукол, а мама Кауфман шила им платья. Да, именно так. Мама Кауфман. Я так ее называла. Кто начал? Не помню. Кора рассказала ему, как они втроем сидели в церкви; как они уговорили ее ходить в школу, когда она не хотела, и как она им теперь благодарна. Рассказала про свою комнатку с кроватью и туалетным столиком и как Кауфманы впервые сказали ей, что у нее будет своя комната, еще до того, как привезли ее домой со станции.

– Со станции? – переспросил он участливо, поднимая глаза от блокнота.

В этот самый момент миссис Линдквист, которая как-то уж очень тихо сидела рядом, вдруг всхрапнула: рот открыт, голова на спинке дивана. Кора улыбнулась. Первая улыбка с того дня. Даже губы отвыкли.

– …А я-то думала, я так интересно рассказываю, – сказала она.

Мистер Карлайл тоже улыбнулся.

– Как думаете, надо ее разбудить?

Кора покачала головой. Она уже думала про поезд и про то, как она себя чувствовала, маленькая девочка, в темные ночи, под стук колес, а впереди неизвестность: точно как сейчас. И она стала рассказывать дальше: про тот день, когда встретила Кауфманов, и как они попросили ее стать их маленькой девочкой. Рассказала ему про поезд, и про все остановки до того, как ее выбрали, и как их учили петь «Иисус меня любит» на сценах и на ступенях церквей и ратуш. А если тебя не выбирают, идешь обратно в поезд. И еще, вспомнила она, в торце вагона был чан с водой и ковшик, и если захочется пить, можно было пойти туда.

Посреди рассказа мистер Карлайл отложил перо – локоть на подлокотнике кресла-качалки, ладонь подпирает подбородок.

– Ой, – сказала Кора. – Кажется, я и вас сейчас усыплю.

– Вовсе нет, – возразил он и посмотрел ей в глаза, а потом снова в блокнот. – У вас есть семья в Нью-Йорке? Помните что-нибудь?

Кора прищурилась на чашку с цветочным узором. Помнит только одно, да и то, может, выдумала. Но та женщина стояла перед ней как живая. Вплоть до обтрепанной бахромы на красной шали.

– Простите. Нелегко вам, конечно. – Он вынул из кармана белый платочек, протянул было Коре, но увидел, что плакать она не собирается, и спрятал обратно в карман.

– Все в порядке, – сказала она. – Я просто давно об этом не вспоминала. Может быть, это странно. – Она неуверенно посмотрела на него, как будто он лучше знал.

Адвокат пожал плечами:

– Не могу вам сказать. Я вырос в Уичите с родителями и сестрой. Меня не сажали на поезд в шесть лет.

Миссис Линдквист опять всхрапнула. Кора улыбнулась и перевела взгляд на его руки. Ногти чистые, аккуратно подстриженные.

– Не знаю, смогу ли объяснить. Когда я сюда приехала – это было как другим человеком стать. Мы маленькие были, но понимали. Мы знали, то есть я знала, что надо быть хорошей, а значит, стать тем, кем нас хотят сделать. В моем случае это означало стать их дочкой – то есть мне повезло. Но все равно, я не могла оставаться прежней. По крайней мере мне так постепенно стало казаться. – Она отвернулась и покачала головой: – Уж не знаю, важно ли это все.

– Важно.

Он сказал это так уверенно, что она удивилась. Он внимательно смотрел на нее. Кора провела рукой по лицу: может, с ней что-то не так? Вроде все нормально. Да и взгляд его совсем не об этом. В чем же дело тогда?

– Я очень ценю вашу помощь, – сказала Кора. – Жаль, что не могу заплатить вам. Надо было сразу сказать. Я сейчас сама не своя.

– Что вы. – Он наконец отвел глаза. – Для меня большая честь заняться вашим делом. Мне кажется, что вы – достойная девушка, попавшая в трудное положение. Хочу добавить – вы очень хорошо держитесь. И не ожесточились.

Она не знала, что на это сказать. Хотя миссис Линдквист храпела довольно громко, Кора слышала, как в кармане у адвоката тикают часы. Он же сказал, что разговор не займет больше часа? Она не знала, сколько времени, но час уже точно прошел.

– Еще чаю?

Он покачал головой, но вставать не стал. Она не понимала, почему он не уходит, чего ждет. Ведь она сказала, что не сможет заплатить.