Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю

– В чем дело? – чуть слышно, но ледяным тоном произнесла хозяйка и ткнула пальцем на вопиющее, с ее точки зрения, безобразие.

– Аурика Георгиевна, – начала, заикаясь, оправдываться Полина. – Вы же сами…

– Что?! – задохнулась Аурика от возмущения.

– Вы же сами сказали: «Ничего не трогать».

– Мало ли что я тебе сказала?! – легко отказалась от своих слов Одобеску. – Ты думаешь, я плачу тебе деньги за красивые глаза? За то, чтобы возвращаться к себе домой и видеть этот беспорядок? Ты когда последний раз полы в детской мыла?

Полина опустила голову, понимая, что в сознании хозяйки произошла полная ликвидация прежнего сценария действий, о котором она либо забыла за ненужностью, либо изменила его до неузнаваемости.

– Я требовала от тебя просто ограничить помощь девочкам, а не забросить дом полностью. Готовить я и сама могу. Зачем тогда тебя держать?! Чтобы у меня портилось настроение, когда я вижу этот бардак?

Аурика перевела глаза на злосчастную тарелку, потом на растерянную Полину, отчетливо поняла, что перегнула палку, ну и, чтобы наверняка, решила дожать до последнего:

– Ты уволена, – объявила она домработнице. – Собирай вещи, Михаил Кондратьевич придет и выдаст тебе расчет. – Потом подумала и добавила: – Нет, не Михаил Кондратьевич! Я сама выдам тебе расчет и отпущу тебя на все четыре стороны без хороших рекомендаций.

– Аурика Георгиевна, – попробовала было вымолвить Полина, как тут же сникла под взором пламенных хозяйских очей. Похоже, сегодня госпожа Одобеску зашла так далеко в своих капризах, что из принципа не сделает ни одного шага назад. – Ну что ж, – она медленно развязала на себе фартук и тихо сказала: – Уволена – так уволена. Терять нечего. Без рекомендаций – так без рекомендаций. Только не думайте, Аурика Георгиевна, что я себе работы не найду. Найду. И без рекомендаций возьмут, как только узнают, что у вас работала. Так за такие деньги никто сейчас и работать не станет: четыре девчонки и дом, и все на мне. Вы, видать, думали, что я тут с вами нянчусь ради денег ваших? Да я приходящей по разным домам больше бы заработала! Прикипела я к вам, привыкла. За своих, вроде, считала. Думала, уж так с вами и доживу до старости. Валечке-то всего семь, нужна еще буду. Да и вы тоже – не век молодой будете! Вспомните еще! А и того хуже: позовете – назло не пойду!

Аурика Одобеску внимательно выслушала смелую речь прислуги, быстро сообразила, что раз та так заговорила, значит, и впрямь уйдет, не оглядываясь, – обижена потому что. И вместо того, чтобы показать рукою на дверь, как это обычно водилось, тронула Полину за плечо и с выражением презрения на лице поинтересовалась:

– Так ты еще и разговаривать умеешь?

– Э-э-эх, Аурика Георгиевна! – всплеснула руками женщина и, всхлипнув, направилась к себе собирать вещи.

– Я… тебя… пока… никуда не отпускала, – металлическим голосом проговорила Аурика и тут же добавила: – Вернись.

Полина и ухом не повела, растворившись в темноте коридора. Обнаружив, что на ее приказы никто не реагирует, Аурика в растерянности присела к столу, поковыряла пальцем засохшее пирожное, подцепила какую-то крошку и в задумчивости отправила ее себе в рот. То, что оказалось на языке, было какого-то невнятного вкуса, а очень хотелось сладкого, и она подумала было крикнуть Полину, чтобы та принесла ей шоколадных конфет, спрятанных от детей в буфете, но раздумала, вспомнив, что только что, буквально минуту тому назад уволила свою главную помощницу.

На душе скребли кошки. А в желудке – голод. И Аурика подумала о том, что неплохо бы и подкрепиться, но накормить ее теперь было некому, а это значит, что ей придется побеспокоиться о себе самой. И не только о себе, но еще и Михаиле Кондратьевиче, а также о детях. Перспектива вырисовывалась нерадостная. Настолько нерадостная, что в желудке перестало посасывать, зато во рту пересохло. Организм настойчиво сигнализировал своей хозяйке о том, что его жизнь находится в опасности. От этого Аурика стала сама не своя и даже пожалела о содеянном. Как сказал бы профессор Коротич, великолепная Аурика Георгиевна вошла в аналитическое состояние, сделала правильный вывод и через минуту скреблась в дверь Полининой каморки.

– Поля, – заискивающе протянула она за дверью. – Могу я войти?

Оскорбленная домработница не подавала никаких признаков жизни, но Аурика не рискнула открыть дверь и снова озвучила свою просьбу:

– Могу я войти?

Полина появилась на пороге и с вызовом ответила: