Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю

– Но мне же это неприятно!

– Что тебе неприятно? Что ты мать счастливых детей?

– Ты меня успокаиваешь?

– Конечно, успокаиваю. А что ты хотела услышать?

– Ну, например, скажи, что они меня любят.

– Они тебя любят.

– Что нуждаются.

– Нуждаются, но просто не так остро, как раньше, когда их жизнь целиком и полностью зависела от тебя.

– А мне кажется, это не так. Они меня не любят, не больно-то и нуждаются и вообще – я им, в отличие от отца, абсолютно неинтересна.

– Ты заблуждаешься. В большинстве семей константа – это мама. Ее присутствие так же незаметно, как воздух: дышишь себе, и все, и не задумываешься, что произойдет, если воздуха окажется недостаточно. Только сразу предупреждаю тебя, Аурика, не вздумай проверять это на практике. Не закатывай истерик, не изображай симптомов тяжелых недугов, не обижайся на своих детей. Материнская обида – разрушительная энергия. И знаешь, что еще? Дай своим детям возможность любить обоих родителей с одинаковой силой.

– Его больше, – не удержалась, чтобы не вставить, посветлевшая лицом Золотинка.

– Ну вот, опять ты за свое! Наберись терпения. Твое время еще не пришло. Ты им пока непонятна, это пугает. И вообще? Ты наряжаешься в их присутствии? Поешь песни? Танцуешь дурацкие танцы?

– Я что, сумасшедшая? – Аурику начали раздражать безумные вопросы отца.

– Тогда стань ею.

– Как?

– Не разочаровывай меня, дорогая! – взмолился Георгий Константинович. – Уж кому-кому, а тебе фантазии не занимать. И вообще: как ты умудрилась вырасти так быстро, что забыла, каким ты была ребенком?!

– Каким?

– Ты была прекрасным ребенком, – Одобеску даже закрыл глаза, а потом открыл их и с воодушевлением заговорил: – Прекрасным! Чудесным! Веселым! Жизнерадостным!

– У меня такое чувство, что это не про меня, – не поверила Аурика.

– Уж поверь мне, – насупился Георгий Константинович.

– Мои дети другие.

– Такие же. Просто ты слишком строга к ним, а это – девочки. Их нужно баловать, лелеять, а не заставлять сдавать экзамены на соответствие маминому идеалу.

– Да какому идеалу?! – зароптала измотанная разговором младшая Одобеску. – Дети тут вообще ни при чем!

– В смысле?

– Я плохая мать, – разрыдалась Аурика и уткнулась отцу в плечо. – Я неласковая, вспыльчивая, завистливая, меня раздражают собственные дети, я все время вижу в них недостатки и не могу любоваться собственными творениями. И вообще – я с удовольствием хожу на работу, хотя по закону могла бы сидеть дома. Но дома мне невыносимо: я не хочу готовить, не хочу убираться, не хочу видеть, как они болеют. А на работе я отдыхаю. И я, если честно, даже не понимаю, зачем я их рожала. Четверых! Это ужасно, но я вполне могла бы без них обойтись. Уж я-то знаю! Ду-у-ура! Лучше бы докторскую написала!

Георгий Константинович дождался, когда рыдания дочери пошли на спад, и, поправив ей волосы, развернул к себе так, чтобы их глаза оказались на одном уровне:

– Аурика, детка, ты совсем запуталась. Тут какая-то ошибка: плохая мать никогда не задается такими вопросами. Плохая мать никогда не пытается стать лучше. Плохая мать лишена сомнений. Ты просто устала. Тебе нужен отдых: четверо детей, а тебе всего-то тридцать четыре года. Поезжай, отдохни. Хочешь одна, хочешь – с Мишей. Рождение детей – это прекрасно, но это, прости меня, девочка, не единственное предназначение женщины. Поэтому, пусть извинит меня мой дорогой зять, на твоем месте я бы поехал один.

– А как же?

– А так же. Здесь я, Глаша, Миша. На работе можно договориться. Наконец – взять больничный. Поезжай, Золотинка.

– Я не могу, – пожаловалась Аурика.

– Можешь, – прикрикнул Георгий Константинович и обнял дочь: – Можешь. И я как отец на этом настаиваю, потому что люблю тебя больше жизни. И мне сейчас все равно, как отреагирует твоя семья на принятое тобою решение. Главное, чтобы мой ребенок был счастлив.

– Ты – провокатор, – улыбнулась ему Аурика.

– Я не провокатор, – Одобеску вальяжно облокотился на спинку дивана. – Я – отец.

– Вообще-то, ты еще и дед, – напомнила ему дочь.

– Как дед, я тоже настаиваю на твоем отъезде, потому что, как деда, меня очень беспокоит тот факт, что мои драгоценные внучки видят перед собой вместо спокойной, красивой и уравновешенной матери измученное и нервное существо с плохим цветом лица.

– Я что? Плохо выгляжу? – напугалась Аурика.

– Ты выглядишь прекрасно, – улыбнулся барон.

– Я люблю тебя, – потянулась к отцу Золотинка, на что Георгий Константинович мстительно произнес: