Барбара Гауди - Наваждение

Очень скоро — в двадцать пять минут четвертого — Рон остановился у выгоревшей на солнце лужайки перед школой «Спрюс Корт». С тех пор как он заезжал сюда в последний раз, прошло четыре дня. Все это время он был полностью поглощен ремонтом. Потирая взмокшей рукой рукоятку коробки передач, он твердил про себя, что без Таши ему лучше из машины не выходить. Случайно брошенный взгляд в зеркальце заднего обзора обескуражил его: на него смотрели безумные глаза маньяка.

Что за напасть на него нашла? Три недели назад он был хозяином собственной жизни — работал себе в мастерской, платил по счетам, отвечал на телефонные звонки. Где-то раз или два в неделю проезжал около какой-нибудь школы, но всегда держался той черты, которую нельзя переступать, — он к ней даже не приближался.

А теперь он подошел уже к самой черте. И если не найдется для него другого дела, способного отвлечь, он сможет попасть в беду.

Его мать умерла утром в его одиннадцатый день рождения. Она возвращалась домой из магазина «Доминион» [17] «Dominion Store» — сеть продуктовых магазинов в провинции Онтарио, основанная в 1927 г.; 235 магазинов компании работают под пятью торговыми марками. с тортом из шоколадного мороженого, и когда стала переходить дорогу на красный свет, ее сбила машина. На первый взгляд казалось, что она даже не ушиблась. По словам нескольких свидетелей, она приподнялась и сказала водителю:

— Вы за это заплатите, — явно имея в виду испорченный торт. Потом снова упала.

Рон до сих пор не мог поверить не столько в то, что она умерла, сколько тому, что всего за несколько секунд до смерти нашла в себе силы сделать выговор водителю. Она была женщиной застенчивой и — по ее собственным словам — достаточно легкомысленной. Мама говорила ему, что решила назвать его Константином, потому что это имя означает «твердый и непоколебимый», — ей всегда недоставало этих качеств.

Только она называла его полным именем. Вне дома он был просто Кон, и в силу рано проснувшегося в нем чувства, подсказывавшего, что привлекать к себе излишнее внимание ни к чему, он говорил иногда, что его полное имя — Конрад, потому что такое имя представлялось ему более нормальным. Когда ему было уже прилично за двадцать и он купил бизнес Рона по ремонту электробытовых приборов, он стал называть себя Роном. Из-за одной буквы в имени ему совсем не хотелось менять бланки квитанций, счетов и накладных, не говоря уже о неоновой вывеске. Отец его, который до сих пор пребывал в добром здравии, всегда называл его только дружок. Он бывало говорил ему:

— Твоя мать меня бы поняла.

И впрямь поняла бы? Когда мама приходила к нему во сне, возвращаясь из мертвых, чтобы догладить что-нибудь или домыть пол на кухне, она всегда казалась печальной и расстроенной.

«Я совсем не изменился», — говорил он ей, хотя на самом деле — он ощущал это каждое утро, когда просыпался, — стал другим, он чувствовал это. Он как будто все больше становился самим собой… Роном из мастерской по ремонту электрооборудования.

Ее похоронили на церковном кладбище в маленьком городке на юго-западе Онтарио, где она родилась. Несколько дней спустя к ним зашла группа женщин. Они спросили отца, не хотел бы он пожертвовать что-нибудь из ее одежды для инвалидов. Отец сказал, что они могут взять все, что найдут.

— Но от нее осталось совсем немного, — извинился он.

За исключением зимних ботинок и нескольких коробок с ее вещами, стоявших в пустой спальне, Рон с отцом уже почти все выбросили: платья и туалетные принадлежности, металлические бигуди, напоминавшие Рону кучку маленьких карбюраторов, шарфики и перчатки, все ее старые сумочки с оставшимися внутри монетками и пластинками жевательной резинки с налипшими ниточками. Продавец старинных игрушек купил у них коллекцию обезьянок, а книготорговец увез на тачке ее книги, хоть они были потрепанны и покрыты грязными пятнами и разводами из-за ее привычки читать в ванной.

А теперь пришли эти женщины из церкви… Когда они ушли, осталась только одна принадлежавшая ей вещь — черно-белая фотография в рамочке, и папа сказал, что Рон может оставить ее у себя в спальне.

На снимке была запечатлена девочка, стоявшая уперев руки в бока, с широко расставленными ногами. Кто-то написал на картоне с обратной стороны: «Ивонн, 6 лет», но мама Рона всегда сомневалась в том, что это была она.

— Никогда в жизни я не стояла в такой позе, — сказала она как-то.