Фэнни Флэгг - На бензоколонке только девушки

Если б ее настоящая мать не оставила ее, она, может, выросла бы в Висконсине, говорила бы по-польски или, во всяком случае, с выговором янки. Может, даже играла бы на аккордеоне или, кто знает, стала бы монахиней. И, будь она тем, другим человеком, прошла б мимо себя теперешней по улице и, вероятно, не узнала бы себя. Сьюки предположила, что выглядела бы снаружи так же, но внутри была бы кем-то полностью иным. Была бы собой, но – абсолютно иной версией. Может, была бы, конечно, не такой нервной, – а может, и такой же. Вдруг ее нервы – совсем не из-за Ленор. Как тут понять, какая часть ее личности происходит от ДНК, а какая – результат воспитания. Она всегда считала, что рост и нос у нее от отца, а симмонзовская ступня – от Ленор, а теперь поди пойми, что откуда?

О боже. Только она собралась расслабиться и насладиться жизнью, как на тебе. Расслабишься тут, пожалуй, если в голове сплошные вопросы, круглосуточно.

Шли дни, а она все больше размышляла о своей настоящей матери. Как-то вечером после ужина она сказала Эрлу:

– Интересно, как она выглядела?

– Кто?

– Эта дама. Фрици. Моя настоящая мать. Интересно, она была рыжая?

– Не знаю, милая, но, я уверен, можно это выяснить.

– Ой, да поздно уже, наверное. Мне шестьдесят, а ей, значит, не меньше восьмидесяти с чем-то. Уже померла, вероятно.

– А может, и нет, милая. Чего бы не попробовать выяснить. А если она еще жива, я уверен, она будет рада с тобой познакомиться. Ты поразмысли.

Сьюки поразмыслила минутку.

– Ох, я не знаю, Эрл. Даже если она еще жива, с чего ей было отказываться от ребенка.

Эрл пожал плечами:

– Не знаю, милая, но уверен, у нее были очень веские причины. Мы же не в курсе всех обстоятельств.

– Не знаем, ты прав. И все-таки, думаю, я бы побоялась с ней встречаться.

– Что ж, просто по телефону поговорите.

– Верно. А что я ей скажу? «О, здрасьте, это ваша дочь, от которой вы отказались шестьдесят лет назад, просто звоню отметиться»? Или: «Здрасьте, угадайте, кто это»?

– Нет, любовь моя, просто скажи как есть. Что ты недавно все выяснила и хотела бы установить связь. Это тебе по силам, верно?

– Да, думаю, но вдруг с ней из-за этого инфаркт приключится? И вот еще что надо помнить: меня она никогда не пыталась искать. Прошло столько лет, она, наверное, и забыла уже, что я у нее родилась.

– Ну ты все равно подумай. Я бы на твоем месте хотя бы попытался ее найти.

В ту ночь, лежа в постели, она и впрямь задумалась. И ей пришло в голову, что даже если та женщина еще жива, она, возможно, не пожелает слышать Сьюки. Могла же выйти замуж, обзавестись семьей и не хотела ничего знать о дочери. Эта женщина – католичка, и потому у Сьюки уже могло где-то быть семь или восемь сводных братьев и сестер, если не больше! О боже… А если она и впрямь найдет свою мать, и вся ее родня захочет с ней повидаться, и та семья целиком, с детьми и внучатами, нагрянет в Пойнт-Клиэр? Вдруг у нее сотни польских родственников по всей стране и они свалятся ей на голову? Где она их разместит? Такое шило в мешке не утаишь. Если все эти поляки нагрянут в город разом, Ленор об этом узнает через пять минут. Ну уж нет, лучше пусть будет как есть. Кто знает, какое осиное гнездо можно разворошить?

И все-таки Сьюки была любопытна, а тут настоящая тайна. Как Фрици Юрдабралински оказалась так далеко от Висконсина, через всю страну? И что она делала в Техасе? Вышла замуж за ковбоя? Или за солдата? Да и вышла ли вообще?

Пуласки, Висконсин, 1943 год

Поскольку почти всех мальчишек, обученных Фрици, забрали в армию, Программу подготовки гражданских летчиков свернули, а самолет продали военным.

А теперь еще и автостанция закрылась, и Фрици осталось только сидеть сложа руки, а этого она терпеть не могла.

Ирландский красавчик ее, конечно, когда-то развлекал, но его загребли в морпехи, и он теперь был где-то в Северной Каролине. Фрици не нравилось просто наблюдать за войной. Хотелось не только скатывать бинты и писать солдатам. Она могла бы наняться на какой-нибудь большой авиазавод в Калифорнии, как кое-кто из друзей, но и этого ей было мало. Она не хотела строить самолеты. Черт бы драл, она хотела на них летать. День за днем она меряла шагами взлетную полосу и чертыхалась не останавливаясь – оттуда ее не было слышно мамуле и сестрам. Черт его разорви вдребезги пополам, как же ее иногда бесило, что она женщина.

Фрици об этом пока не догадывалась, но фортуна уже принялась поворачиваться к ней лицом. Еще до войны две первоклассные летчицы, Джеки Кокрэн и Нэнси Харкнесс Лав [46], взялись обсуждать с высшими военными чинами возможность – в условиях войны – подготовки женщин для полетов на военных самолетах, чтобы те могли осуществлять перемещения новых летательных аппаратов с заводов к военным базам. Таким образом мужчинам останется только воевать. Англия уже поручала женщинам такие задачи, и те успешно с ними справлялись. У России вообще были боевые летчицы. Элинор Рузвельт заявила публично: «Женщины-летчики – не задействованное пока оружие».