Фэнни Флэгг - На бензоколонке только девушки

– Мама, ты никогда не была простой домохозяйкой.

– Да вот была. Готовила, убирала, растила двоих детей, и кто же это был, если не я?

– Мама, ты никогда не готовила и не убирала.

– Ну, я за всем присматривала, да и вообще не в этом дело. Я потому тебя и подталкивала становиться кем-то. Но у тебя сроду не было амбиций, и я этого не понимаю. Ты же происходишь из старинного рода вожаков. Твоя прабабушка единолично спасла семейный очаг от янки, а тебя устраивает просто сидеть весь день дома да возиться с птицами. Тебе скоро шестьдесят, а чего ты достигла? Я тебе говорила не раз и не два. Тебе надо думать о долге перед Симмонзами – и хотя бы попытаться добиться чего-то, чем можно гордиться, пока не поздно.

Сьюки слышала эту речь раз сто, но сегодня она явно была лишней.

– Мама, прекрати, а? Вся эта дребедень про Симмонзов – полная чепуха, и ты это знаешь! – Сьюки сама ошалела от своей вспышки.

Ленор тоже оторопела и долго смотрела на Сьюки, после чего сказала:

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Ты сегодня, очевидно, сама не своя, и потому я еду домой. – Ленор встала, вышла вон и уселась в машине дожидаться.

Сьюки, все еще несколько потрясенная, заплатила по счету и в полном молчании отвезла мать домой. Когда подъехали, Ленор выбралась из машины и сказала:

– Когда и если вернешься в чувство – позвони мне.

Сьюки было до того тошно от своего срыва на мать, что она тут же набрала номер доктора Шапиро, и тот согласился на внеочередную встречу. Однако не нашел в ее поведении ничего тревожного.

– Вполне ожидаемо, – сказал он.

Сьюки понимала, что подобное поведение может быть ожидаемым где-то еще, но не в Пойнт-Клиэр, Алабама, и хоть от огорчения, хоть нет, но на публике она голос никогда не повышала. Леди так себя не ведут, да и кроме того, она замужем за стоматологом, ей полагается держать марку.

Пуласки, Висконсин 1941 год

Мамуля расстаралась. Она, как обычно, напекла «оплаток» – польских рождественских вафель, но Рождество в 1941-м все равно выдалось унылым. И все песни о мире на земле и благоволенье в человецех, что играли между мрачными военными новостями, звучали в этом году чуточку неискренне. Всю страну, казалось, заботит только одно. Каждая крупная компания Америки переобустраивалась, мобилизовывалась и собиралась с силами, чтобы вложиться всеми ресурсами в военный успех. Всем хотелось сделать хоть что-нибудь для победы в войне, чтобы мальчишки вернулись домой.

Фрици дома пробыла всего месяц, и тут проявилась старая подруга семьи, медсестра Дотти Фрэйкс, инспекторша уборных, и сообщила, что назавтра уходит в отпуск из «Филлипс Петролеум» и собирается податься в военные медсестры. После плотного обеда папуля вернулся к работе, а мамуля с дочками прибрались в кухне. Дотти предложила помощь, но мамуля отказалась:

– Нет, вы обе отдыхайте.

Дотти встала и сказала:

– Давай-ка, Фрици, посидим в гостиной, потреплемся о том о сем.

В гостиной Дотти хорошенько закрыла сдвижные деревянные двери и озабоченно взглянула на Фрици:

– Давно ли твой отец вот так кашляет?

– О, порядком, думаю. Он сильно простудился. А что?

– Не хотела тревожить твоих мать и сестер, но не нравится мне этот кашель.

– В смысле?

– Я работала в больницах и знаю, что такой кашель значит.

– Ох… и что же?

– Ему нужно поговорить с врачом – и чем скорее, тем лучше.

В тот же вечер Фрици попыталась уломать отца показаться врачу, но тот сказал:

– Ох, Фрици, не могу я бросать станцию из-за всяких глупостей. Ты же знаешь, как нам сейчас не хватает рук. Я в порядке. Завтра будет лучше.

Она положила ему руки на плечи и взмолилась:

– Пожалуйста, папуля. Ради меня.

Он рассмеялся:

– Если не поправлюсь через неделю – схожу. Честно.

Только вернувшись к родителям, Фрици заметила, каким тощим и усталым отец выглядит, но, взяв его за плечи теперь, почувствовала одну кожу да кости.

Как же не хотелось ей так поступать с папулей, но все-таки пришлось передать мамуле, что сказала Дотти, – может, мамуля ему втолкует. Не успела она договорить, как мамуля уже сбросила фартук, натянула шапку и пальто и зашагала к двери автозаправки. А еще через пять минут они с папулей были в городе, у доктора Реншоске. Мамуля – жена старомодная и мужу не перечила ни в чем. Кроме этого.

Анализы подтвердили диагноз, которого опасалась Дотти, – прогрессирующий туберкулез, и лечить его надо немедленно. Но когда врач взялся рассказывать о разных лечебницах, специализирующихся на туберкулезе, Станислав взбунтовался: