Милослав Швандрлик - Черные бароны или мы служили при Чепичке

Мне было ясно, что близится провал. Вторая часть «Чёрных баронов» массово перепечатывалась и размножалась всевозможными способами. За мной постоянно ходили люди с просьбой об автографе. Вдобавок книжка вышла в Швейцарии с иллюстрациями Яна Кристофори [63] Ян Кристофори (1931 — 2004) – чешский художник, с 1961 года проживавший в эмиграции. . Так что я даже не удивился, когда меня вызвали на допрос в Рузине. Само собой, я об этом молчать не стал, и посоветовался с друзьями, как лучше всего выкрутиться. Юрист Мирко Кратохвил предположил, что товарищи из спецслужб прежде всего будут искать источники. Их будет интересовать, кому я передавал рукописи. Так что я пошёл на допрос с заранее подготовленным планом. Замысел был в том, чтобы навести их на ложный след.

В Рузине я оказался впервые в жизни, и меня это место совершенно не впечатлило. Меня допрашивали два офицера – один в звании подполковника, другой же дослужился только до лейтенанта. Подполковник глядел на меня отечески и сразу ознакомил меня с проблемой. Он отвёл меня в большую соседнюю комнату, где удивлению моему не было предела. На двух длинных столах лежали горы «Чёрных баронов». Машинописные копии и самодельные книги. В некоторых были цветные картинки, понятное дело, не от Непракты, а некоторые выделялись великолепными переплётами.

Мне сообщили, что «Чёрные бароны» — безо всякого сомнения, идеологическая диверсия, и на это у них есть профессиональная оценка уважаемого литературного критика. Мне прочли пасквиль, который написал доктор Кристек, известный пражский алкоголик и директор Театрального Управления. Когда я возразил, что существуют и другие мнения, например, от заслуженного художника Вацлава Лацины, лауреата Государственной премии, они лишь пренебрежительно махнули рукой. Мои приятели и дружки их не интересуют. Собственно, им и дела не было до содержания рецензий, их занимало то, как эта упадочная литература могла так распространиться. Вначале должны были быть какие‑то рукописи, и кто, кто ими завладел, становились злоумышленниками. То есть я должен был сказать, кому я свои работы, скажем так, по доверчивости, передал.

Поскольку я заранее подготовился, я назвал несколько имён обладателей рукописей, которых на этом свете уже не было, чем только разозлил офицеров, но никаких положительных результатов они не получили. А когда я сказал, что зачитывал рукописи в «Семафоре», допрос закончился.

На следующий день они приехали в Ходов. Жена налила им коньяка, чтобы немного их успокоить, но обязанности есть обязанности. Их по–прежнему интересовали рукописи, и они не намеревались уезжать с пустыми руками. Они говорили, что им страшно не хотелось бы устраивать в квартире обыск, но при определённых обстоятельствах её не удастся избежать. Мне всё это сильно не нравилось, так что я не упирался, а выловил со дна книжного шкафа две последние машинописные копии второй части «Чёрных баронов». Они их приняли, как ценный трофей, и ещё порадовали меня сообщением, что я могу прийти на выставку контрреволюции, которая с большим вкусом проводится в музее Службы Народной Безопасности в Карлове. Для меня там отведено заслуженное место, и, несомненно, мне там станет стыдно.

Также и Непракту не обошли вниманием, и, похоже, он мне несколько помог. От него хотели объяснений, почему Швандрлик нападает на наш строй. Что привело его к идеологической диверсии? Чего он этим добился? Непракта снисходительно улыбнулся. «Представьте себе», — сказал он, — «Что Дубчек продержался на пару месяцев дольше, а дружеские войска немного задержались! В таком случае «Чёрные бароны» печатались бы, как на конвейере, а гонорары были бы очень привлекательными. Разве это не достаточная причина?»

Подполковник покивал головой, поскольку такие аргументы ему были понятны. «Значит, он, собственно, не имел противосоциалистической мотивации, и его интересовали только деньги! Это я вполне понимаю!»

Спецслужбисты приезжали к нам и на дачу. Мы, в общем, даже и не поняли, зачем. Они почти ничего не спрашивали, только удивились, что я не осилил более помпезную постройку. Также мы узнали, что они навещали председателя местного отделения партии, и интересовались, не распространяю ли я по деревне антинародную литературу. Председатель сказал, что никакой литературой не интересуется, потому что у него катаракта, и он уже не может даже стрелять фазанов. Со мной он не разговаривает, потому что я с этой своей Эвинкой не вылезаю из дома. Так что никакой переворот мы не готовим.