Йоханнес Зиммель - История Нины Б.

— Вот и отлично. Возьмите картошку и капусту. Отличная капуста, верно? Видите ли, Хольден, я задавил человека. — Я положил себе еще красной капусты. — Неприятная ситуация. Он плохо слышал. Выбежал мне прямо под колеса. Я уже ничего не смог сделать, правда! Но я ехал с вечеринки, где выпил три или четыре порции мартини. Ну, может, пять. Но я был абсолютно трезв. — Я ел красную капусту, картошку, и шпигованную говядину. — Было много шума, приехали патрульные машины. У меня взяли кровь на тестирование и обнаружили в ней алкоголь. Отобрали права ко всем чертям и сказали, что если застукают за рулем, то у меня будут большие неприятности. Именно так. Не повезло мне, правда?

— Да, не повезло, — ответил я.

— Вот поэтому мне и нужен водитель. Тот, который у меня был, вдруг стал дерзить. Симпатичный такой пидер. Его шантажировали мальчики, а он попытался шантажировать меня. Ну, я его и выгнал. Я никому не позволю себя шантажировать, Хольден.

— Я не голубой.

— Да вы и не похожи. Так что с вами случилось?

— Простите?

— Что с вами произошло?

— У меня все в порядке, господин Бруммер.

— Да бросьте!

Я положил нож и вилку на тарелку.

— Ну расскажите же!

Я молчал.

— На мое объявление я получил семнадцать предложений. — Он поковырял указательным пальцем в зубах и, оставшись недовольным результатом этой процедуры, продолжил есть. Потом он сказал: — Ваше предложение запомнилось мне. А знаете почему?

— Почему, господин Бруммер?

— Оно было написано так жалобно, с такой услужливостью, почти с мольбой. Вы богобоязненны, Хольден?

Я молчал.

— Служили в СС?

— Нет.

— В партии состояли?

— Нет.

— Вы не хотите говорить, — констатировал он и снова начал ковырять в зубах. Пламя свечей дрожало. Собака скулила. Мне показалось, что здесь у меня нет никаких шансов. Маленькие глазки Юлиуса Бруммера превратились в щелочки. — У меня в Дюссельдорфе много врагов, Хольден. Но у меня и много друзей. В том числе и в полиции. Что вы сказали?

— Я ничего не сказал, господин Бруммер.

— У меня есть друзья, например, в службе идентификации. Фамилия начальника этой службы Рем. Он добрый малый. Выполняет все мои просьбы. Дает справки по всем вопросам. Хорошо иметь таких друзей, как вы считаете?

— Конечно, господин Бруммер.

— Надо бы ему позвонить. Как ваше имя, Хольден?

— Роберт.

Он подошел к телефонному аппарату, стоявшему на одном из старинных комодов.

— Роберт Хольден, прекрасно, а дата рождения?

— Седьмого апреля шестнадцатого года.

— Место рождения?

Я молчал. Он начал набирать номер телефона:

— Паспорт при вас?

— Да.

— Дайте сюда.

Я не пошевелился. По какой бы дороге я ни шел, она всегда приводила в тупик.

— Давайте же, Хольден, выкладывайте паспорт!

В тишине я слышал, что набранный номер свободен: в трубке монотонно раздавались гудки. Я сказал:

— Положите трубку, господин Бруммер. Я сидел в тюрьме.

— Вот видите. Сколько?

Я начал врать. Мое прошлое должно исчезнуть, свою вину я уже искупил. Я уехал из Мюнхена, чтобы наконец-то покончить со своим прошлым. Мюнхен был далеко, поэтому я соврал:

— Два года.

— Когда освободились? — Он положил трубку на аппарат.

— Четыре месяца назад.

— За что сидели?

Я врал и с отчаянием видел, что он мне не верит:

— Ложное банкротство. Я торговал тканями.

— Правда?

— Правда, — соврал я.

В тот день я много наврал Юлиусу Марии Бруммеру.

Я отсидел в тюрьме не два года, а девять лет, и не за ложное банкротство, а за убийство. Я убил свою жену Маргит, которую любил больше всего на свете.

У меня никогда не было магазина «Ткани» в Мюнхене. Я торговал антиквариатом, был экспертом произведений искусства. У меня был хороший магазин на улице Театинерштрассе.

Когда началась война, у нас была счастливая семья. Где бы я ни был — Польша, Франция, Африка, Россия, — везде мне снилась моя жена, только она одна. Я жил только ради нее, я ненавидел войну, военную форму и обязанность убивать.

После войны, в конце 1946-го, я вернулся домой. Это была долгая война, и я потерял на ней больше, чем другие.

Когда я вошел, она лежала голая в постели с каким-то парнем. И вот тогда я сделал это. Я ударил ее. Из раны на лбу, которую нанес мне тот парень, перед тем как убежать, кровь заливала мне глаза, и я видел все через липкую, плотную красную пелену. Я бил ее и слышал, как она кричала до тех пор, пока соседи меня от нее не оттащили. Она умерла в ту же ночь, моя Маргит, любовь моя. И убил ее я.