Армандо Салинас - За годом год

— Как тебя зовут? — спросил он тем же тоном, что и обращался к своему подчиненному.

— Меня зовут Энрике.

Полицейский собрал все вещи и снова медленно завернул их в узелок.

— Тебя зовут Энрике Гарсиа, — сказал он раздельно и жестко.

Затем, словно осердясь, пронзительно взглянул на Энрике.

Энрике поднял голову и встретился с глазами полицейского. В глазах сбира мелькнули страх и решимость.

— Мы знаем все. На заводе у нас имеются люди, которые нам докладывают обо всем, что там происходит. Ты из тех, кто подзуживал рабочих. И мы знаем, что ты разбрасывал листовки. Нам все известно.

Энрике продолжал молча смотреть в лицо полицейскому.

— Кто тебе велел разбросать листовки? Откуда ты их взял? Кто тебе помогал? Чистосердечным признанием можешь смягчить свою участь.

Энрике стоял молча, не шелохнувшись.

— Этот из тех, что не хотят говорить, — сказал полицейский в дверях.

Начальник расхохотался. Он накручивал на палец цепочку, на которой болтался ключ. Полицейский снова уселся за стол и закурил. Снова внимательно оглядел Энрике. Затем взял лист бумаги и что-то написал.

— Отведи его вниз. Через час доставишь опять, — сказал он, по-прежнему играя ключиком. — Обработайте его немного, но смотрите не перестарайтесь.

Энрике встал.

— Мы еще поговорим с тобой. То, что ты будто ничего не знаешь о листовках, меня не устраивает, — протянул полицейский.

Он развалился на стуле, куря и рассматривая бумажку, на которой только что писал.

Аугусто сказал Хоакину, когда они выходили вечером с завода:

— Вчера ночью приходили за Энрике.

— Ага.

— Не надо, чтобы нас видели вместе. На заводе, кажется, есть предатель, доносчик.

— Но они ничего не могут доказать. Ведь у него ничего не нашли, ты же сам сказал.

— Так-то оно так. И все же нам следует соблюдать осторожность.

— Энрике скорее помрет, чем проболтается.

— Пока надо выждать. Не ходи ко мне домой.

— Ты предупредил Гонсалеса? А сенетистам тоже сказал?

— Все предупреждены.

— А Роса?

— Разумеется. Сильная девушка, даже не заплакала.

— Все носит в себе.

— Мне тоже так кажется.

— А Элена?

— Боится, что заберут меня.

— Если что случится, ты сразу сообщи, — сказал Хоакин.

— А теперь нам надо вести себя так, будто мы не знаем друг друга. Позже я сам зайду к тебе домой. Надо что-то придумать.

— Хорошо.

— Как говорится, издержки производства, — невесело улыбнулся Аугусто.

Они вышли из ворот завода и разошлись в разные стороны.

Придя домой, Хоакин встретил в коридоре Рамиро.

— А мне дали квартиру.

— Очень рад, — сказал Хоакин.

— Послезавтра уезжаем.

Хоакин ничего не ответил. Из головы не шел рассказ Аугусто. «Энрике ни за что не проговорится, даже если его на куски изрубят. Кроме того, они ничего не могут доказать насчет листовок. Да, он не проговорится». Что-то похожее на страх неприятно холодило спину. «Кто же предатель? — Он перебирал в уме знакомых рабочих. — Нет, все они хорошие товарищи, никто из них не может быть доносчиком, и все же кто-то накапал!» Он снова и снова перебирал в памяти товарищей по работе, снова и снова их лица всплывали перед ним. «Лукас не может, он сидел в тюрьме. Лауро тоже, он член компартии. Андалузец — ни за что. Ольмедилья, хоть и не придерживается твердых политических взглядов, хороший товарищ. Но кто-то должен быть. Антонио не способен на такое. Девушки, хоть и болтушки, но на такое тоже, конечно, не способны. Да к тому же они ничего толком и не знают. Анхель не станет говорить из-за боязни влипнуть в неприятную историю. Фео погряз в своих любовных похождениях с девицами легкого поведения. Да вдобавок он очень уважает Энрике. Родригес ни за что о таких вещах говорить не станет, он ярый анархист. Элеутерио прозябает в трущобе и ненавидит режим, он не может. И Лопес никак не может, он тоже сидел. Но все же кто-то должен быть. А может, они просто берут на пушку, авось что-нибудь выудят. Потребовали сведений у администрации о самых активных рабочих, а так как Энрике всегда первый выступал с протестами… Рабочий человек на такую подлость не способен. Рабочих в Испании так дрючат, что им только не хватает сотрудничать с полицией. Наверное, просто выудили у заводской администрации. Надо будет полюбопытствовать у знакомого из конторы, не заходил ли к ним кто из полиции. Гонсалес рассказывал, что полиция шныряла по многим заводам и фабрикам, выспрашивая насчет бойкота, кто, мол, отсутствовал в этот день на работе, где разбрасывались листовки… Должно быть, все так и было, надо сказать Аугусто… Наверное, слишком много болтали… надо действовать, а рассуждать да обсуждать поменьше. Как говорится в пословице: рыбу рот губит. Но ясно и другое: чтобы дело двигалось, надо кому-то выступить.