Клаус Манн - Мефистофель. История одной карьеры

Хендрик не воспринимал очарования и величия местности. Атмосфера элегантного отеля беспокоила и будоражила его. Он вел себя с официантами недоверчиво и раздраженно. Он утверждал, что его они обслуживают хуже, чем остальных, и упрекал Барбару, что она заставляет его жить не по средствам. С другой стороны, ему льстила избранность публики, населявшей гостиницу.

– Кроме нас, тут почти исключительно англичане! – удовлетворенно отмечал он.

Несмотря на нервозность Хендрика, они знали тут и веселые часы. По утрам все трое лежали на деревянных мостках, выдававшихся далеко в голубую воду, к которым днем причаливал маленький, белый с золотом, смешной кораблик. Николетта занималась гимнастикой и тренировалась. Она прыгала через веревку, ходила на руках, выгибалась, касаясь лбом земли, а Барбара лениво грелась на солнышке. Но зато во время купания Барбара давала сто очков вперед усердной Николетте: Барбара быстрее и дольше плавала. Что касается Хендрика, то он и вовсе не годился для спортивных соревнований. Он кричал, как только окунал ноги в холодную воду, и лишь после долгих уговоров и насмешек Барбара заставляла его проделать несколько плавательных движений. Избегая глубоких мест, мучительно морщась, Хендрик страдал в опасной стихии. Барбара весело за ним наблюдала. Как-то раз она крикнула ему:

– Ты до смешного похож на мать – особенно когда плаваешь. Боже, ведь у тебя просто ее лицо!

Хендрик от смеха не мог уже грести руками и так наглотался воды, что чуть не утонул. Зато как блестяще он проявил себя вечером на танцах! Все гости и даже официанты пришли в восторг, когда он повел в танго Николетту, а потом Барбару. Никто другой не умел так грациозно и величаво передвигаться.

Это был настоящий концерт. Все хлопали, когда Хендрик кончил. Он раскланялся, улыбаясь, словно на сцене. Когда он чувствовал себя частью публики – человеком среди многих, – он испытывал робость, ему бывало не по себе. Уверенность возвращалась к нему, он чувствовал себя победителем, когда имел возможность отделиться от публики, вступить в полосу яркого света и сиять. По-настоящему безопасно он чувствовал себя лишь на возвышении, один на один с толпой, которая существовала лишь для того, чтобы преклоняться перед ним, восхищаться им, рукоплескать.

Как-то раз вдруг выяснилось, что на берегу озера, красоты которого так горячо расхваливала Николетта, находится вилла Теофиля Мардера. Барбара затихла, и глаза у нее почернели от задумчивости, когда она об этом узнала. Сначала она отказалась посетить сатирика. Но в конце концов позволила Николетте себя уговорить и согласилась принять участие в экскурсии. Озеро пересекли на белом с золотом пароходике, который так часто наблюдали с мостков. Погода была прекрасная. Легкий свежий ветер играл синей, как небо, водой. Чем веселее становилась Николетта, тем тише делалась Барбара.

Теофиль Мардер поджидал гостей на берегу. Он был в спортивном костюме в крупную клетку с широкими брюками-гольф и белом тропическом шлеме, который очень странно на нем выглядел. Разговаривая, он не вынимал изо рта короткой английской трубки. Когда Николетта его спросила, с каких это пор он курит трубку, он в ответ рассеянно улыбнулся.

– Новый человек – новые привычки. У меня превращенья. Я каждое утро пугаюсь самого себя. Когда я просыпаюсь, я уже не тот, каким заснул вечером. Мой ум за ночь делается куда сильней. Во сне мне удаются невероятные открытия. Поэтому я так много и сплю: не меньше четырнадцати часов в сутки.

Это сообщение – вряд ли способное устранить беспокойство, возбуждаемое тропическим шлемом, – сопровождалось задушевным блеющим смехом. Но потом Теофиль снова стал вести себя прилично. С Хендриком и Николеттой он был изысканно любезен, а Барбару, казалось, просто не замечал.

После того как они поели в большей, светлой и элегантной столовой, облицованной панелями некрашеного дерева, Теофиль обнял Хефгена за плечо и отвел в сторону.

– Ну вот, между нами, мужчинами, – сказал драматург, полыхая взглядом и чмокая синими губами. – Вы довольны вашим экспериментом?

– Каким экспериментом? – поинтересовался Хендрик.

На это последовал громкий смех. Теофиль еще сильнее зачмокал алчным ртом.

– Как это каким? Разумеется, вашей женитьбой! – прошептал он сипло. – Вы же тот еще типаж. Пуститься на такое! С этой дочкой тайного советника нелегко сладить. Я пытался, – признался он, и глаза его злобно сузились. – Она вам не принесет радости, дорогой. Она же недоделанная, поверьте уж мне, самому тонкому знатоку нынешнего времени, – она недоделанная.