Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём

— Кто это — господин Якобович? — спросил я и почувствовал, как накатила нелогичная и смешная волна ревности.

— Это режиссер, с которым я всегда работаю. Вжарьте и о нем что-нибудь!

— Что?

Она густо покраснела.

— О господи, извините, я имела в виду: напишите и ему несколько хвалебных слов.

— Можете на меня положиться, — сказал я. — Господин Якобович для меня крупнейший радиорежиссер континента.

В этот день было еще очень тепло. Мы шли по лесу, по узким дорожкам между высокими деревьями, в кронах которых буря играла на органе, — во всяком случае, ветер здесь превратился во что-то подобное. Это была дикая осенняя чудесная буря, которая шумела над нашими головами, и нам приходилось кричать, когда мы разговаривали друг с другом. Мы говорили мало. Мы шли друг за другом, она впереди. В лесу почти не было ветра, буря скользила по верхушкам деревьев, и благодаря этому возникала невероятная атмосфера, которая оглушала меня. Я слышал бурю, она делала меня почти глухим, но я не чувствовал ее. Светило солнце, пробиваясь между стволами деревьев, наши ноги утопали в ворохе увядшей листвы. Через полчаса было такое ощущение, что у меня горная болезнь. Я шагал за Вильмой, время от времени она поворачивалась и улыбалась мне. Сумку теперь нес я.

Ближе к обеду мы оба достаточно устали, чтобы обрадоваться маленькому ресторанчику, который стоял в лесу. Со стороны, защищенной от ветра, мы увидели у стены дома несколько столиков со стульями. Мы были единственными посетителями. Хозяин дружелюбно поздоровался с нами. Он счел нас любовной парой и сразу же предложил лучшее вино. Я заказал бутылку. Вильма удивила многоопытное сердце хозяина тем, что настаивала на том, чтобы вино для нее было разбавлено содовой водой. А то она слишком быстро напьется, сказала она.

Я пригласил хозяина выпить с нами стаканчик, и Вильма распаковала свои бутерброды. Вино в стаканах светилось в солнечных лучах, буря бушевала в деревьях, Вильма серьезно распределяла провиант, поглощенная этим занятием. Она действительно съела все бутерброды с салями. Я съел три кусочка зеленого перца и много сыра эмменталер. Даже соль и перец Вильма привезла с собой, в двух маленьких бумажных пакетиках. На одном печатными буквами было написано «соль», на другом — «перец». Чтобы не перепутать, сказала Вильма.

Потом мы начали работать. Она вытащила текст роли, а я слушал ее. Это был радиоспектакль-сказка. Вильма играла в нем злую фею. Роль была достаточно большой, и я думаю, что спектакль был отвратительным. Но в то утро у меня было ощущение, что я слушаю вечные строки бессмертного Шекспира. Я называл ей ключевое слово, она закрывала глаза и говорила свой текст, при этом она ритмично качала головой и постукивала кулаком левой руки по столу. Если надо было кричать, она кричала. Это было чудесно — видеть ее кричащей. Слышно ее было на расстоянии не более трех шагов — так громко бушевала буря.

Я выпил пару стаканов вина, немного поскучал, а потом с каждой минутой становился все счастливее. Волосы Вильмы отсвечивали золотом на солнце, маленькие зеленые точки в ее глазах стали совсем темными и казались бархатными. Было около двух часов, когда я почувствовал, что моя головная боль возвращается. Я попытался ее игнорировать. Когда я уже не мог больше ее игнорировать, я сделал глубокий вдох и старался говорить по возможности меньше. До сих пор это помогало. В этот раз не помогло. Наконец я больше не мог терпеть и проглотил две таблетки мирацида. Вильма испугалась:

— Что с вами?

— Голова болит, — сказал я, — сейчас пройдет.

— Это от вина. Надо было и вам пить его с содовой.

— Да, — сказал я.

Она откинулась на спинку стула:

— Ложитесь!

— Что?

— Вам надо лечь. Головой мне на колени. Я положу вам руку на лоб.

— Это помогает?

— Часто, — сказала она. — У моего отца часто бывают головные боли. Тогда я кладу ему руку на лоб, и все проходят. Мы так пробовали и с другими людьми.

Я положил ноги на второй стул и откинулся назад. Я смотрел на верхушки деревьев, сквозь которые светило солнце.

— Закройте глаза, — сказала она и положила мне на лоб сухую прохладную ладонь.

Шум бури, мое горизонтальное положение и головная боль, а также близость Вильмы привели к тому, что мне стало плохо. У меня было такое впечатление, что я лежу на качелях. Перед закрытыми глазами мелькали красные круги и какие-то вихри. Рука Вильмы тихо гладила мой лоб. У меня было ощущение тепла, счастья, и хотелось спать. Через десять минут головная боль прошла.