Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём

Около пятнадцати часов я поехал в офис «Пан Америкэн Эйрвэйз» и купил там авиабилет во Франкфурт и обратно, который был заказан по телефону. Он тоже был на имя Джеймса Элроя Чендлера. Я хотел в последние часы пользоваться этим именем как можно чаще. Самолет вылетал в восемнадцать часов, автобус в аэропорт отходил от офиса «Пан Америкэн Эйрвэйз» в семнадцать часов. В двадцать часов самолет был во Франкфурте. Свой маленький чемодан я сразу оставил в офисе. Затем я позвонил Мордштайну и спросил, не могу ли я случайно рассчитывать на бумаги.

— Конечно, — сказал он. — А могу я случайно рассчитывать на деньги?

— Разумеется, — ответил я и повесил трубку. В следующий момент я почувствовал, что у меня сильно закружилась голова, и прислонился к стене кабинки. Неожиданно я четко представил себе, во что я впутываюсь. Мне стало жарко и холодно, но я крепко стиснул зубы. Приступ головокружения прошел. Я вытер пот со лба носовым платком и вышел из телефона-автомата. Было пятнадцать часов тридцать минут.

Я приехал в банк и припарковался напротив входа. Уже началось сильное послеобеденное движение, на улице было много людей. Я подождал до пятнадцати часов пятидесяти пяти минут — я знал, что банк в четыре часа закрывался. Без пяти четыре я вышел из машины и вошел в здание банка. Помещение было почти пустым, большинство окошечек уже закрылись. Я осмотрелся. К счастью, я увидел Кляйншмида. Он, улыбаясь, подошел ко мне и поздоровался. Было без двух минут четыре.

— Послушайте, Петер, — сказал я. — Вы должны мне помочь. Я в настоящем тупике. Моя компания уехала на съемки на натуре, а меня прислали сюда с двумя расчетными чеками. — Я положил их перед ним и внимательно наблюдал за ним, когда он брал их в руки и просматривал.

Без одной минуты четыре.

У меня было такое впечатление, что я сижу в кино и сам себя вижу на экране. Я не чувствовал никакого волнения — только научный интерес: удастся ли мой обман?

— Очень большая сумма, мистер Чендлер, — сказал Кляйншмид и положил чеки.

— Это деньги на производство фильма. Актеры и техники сидят на Химском озере и ждут денег. Работа встанет в понедельник, если чеки до этого не будут обналичены.

Шестнадцать часов.

— Дамы и господа, прошу вас покинуть помещение, — громко сказал служащий в униформе, стоящий у входа.

— Мне ужасно жаль, мистер Чендлер, но я действительно не знаю, чем вам помочь. — Кляйншмид бессильно пожал плечами. За его спиной коллеги закрывали свои письменные столы. Секретарши торопливо бегали туда-сюда, царила атмосфера всеобщего отступления. В отдалении я увидел худого прыщавого паренька, который переходил от стола к столу и собирал почту.

— Не могли бы вы отправить чеки экспресс-почтой во Франкфурт и попросить ответа телеграфом? — спросил я. — Помните, я однажды предлагал вам это, тогда, когда мы познакомились?

— Да, мистер Чендлер, — он медлил, вертел чеки в руках и размышлял в нерешительности. — Но времени действительно очень мало. Мы уже закрылись. Поезд на Франкфурт отходит в пять, то есть через час… я не знаю, как мы можем успеть к нему.

— Вон тот парень, — сказал я и указал на прыщавого парнишку, рыжие волосы которого дико торчали на голове, — он не пойдет на почту?

— Пойдет, но не на вокзал, а в почтовое отделение за углом.

— Не мог бы он в виде исключения…

— У него тоже конец рабочего дня, мистер Чендлер.

— У меня машина на улице, я мог бы подвезти его к вокзалу.

— Да?..

Кляйншмид медлил.

Шестнадцать часов три минуты.

Помещение банка опустело. Человек в униформе от входа подошел ко мне:

— Банк закрывается, господи.

— Еще минуту, — сказал я. Кляйншмид кивнул служащему. Тот отошел. Кляйншмид повернулся.

— Конрад! — крикнул он.

Парень подошел к нам.

— Да, господин Кляйншмид?

— Не мог бы ты съездить с этим господином к почтовому отделению на вокзал — он отвезет тебя туда — и отдать письмо? Это очень срочно.

— Очень срочно, — сказал я и дал Конраду пять марок.

— Спасибо, — сказал Конрад. — Хорошо, господин Кляйншмид, будет сделано! — У него было бессчетное множество прыщей, он находился в том очень несчастливом возрасте, когда ломался голос.

Кляйншмид огляделся.

— Девушки уже ушли, — сказал он. — Мне надо написать сопроводительное письмо…

Он поставил печатную машинку со стола на стойку у окошечка, вставил лист бумаги и начал печатать, в письмо он вписал и номера чеков. Я смотрел на него. Когда я почувствовал, что он заканчивает, я поспешил к столику для посетителей и принес конверт: