Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём

Я смеялся. Она подошла ко мне и прижалась своим смеющимся ртом к моим губам. Я обнял ее, когда она меня целовала. Мы уже не смеялись.

— Когда мы снова увидимся? — спросила она, уже одетая, собираясь уходить.

О моей болезни больше не было сказано ни слова.

— Я позвоню тебе.

— Я буду ждать.

Она не пожала мне руку, она больше не коснулась меня, она пошла к двери не оборачиваясь. Я сидел на кровати и смотрел ей вслед.

— Иоланта, — хрипло сказал я.

Она остановилась, но не обернулась. Она ждала.

Я молчал.

— Что? — спросила она, тоже хрипло.

— Ничего, — сказал я. — Иди.

Она ушла. Дверь за ней закрылась. Я лег на кровать и стал смотреть в потолок. Осторожно я провел языком по укушенной губе. Вся палата пропахла духами Иоланты.

После обеда пришла Маргарет. Я был очень уставшим, и она быстро ушла. Ей нечего было мне сказать. Ойленглас, с которым она говорила, перед тем как прийти ко мне, обещал представить окончательные данные осмотра в ближайшие дни.

Больше в этот день ничего не произошло. Только вечером раздался какой-то странный телефонный звонок. Звонил Мордштайн. Мы не виделись несколько месяцев, и я был очень удивлен.

— Не удивляйтесь, — игриво сказал он. — Я слышал от мистера Клейтона, что вы не очень хорошо себя чувствуете.

— Уже все нормально.

— Это радует, это действительно радует меня, мистер Чендлер!

— Спасибо, — ответил я и стал ждать, когда он положит трубку.

Но он продолжал:

— Что я еще хотел сказать… если я вам понадоблюсь, у вас же есть мой адрес, не так ли?

— Да.

— Спокойно приходите ко мне.

— Очень мило с вашей стороны. Но я не знаю…

— Никто никогда не может знать, — сказал он.

— Сегодня вы думаете: хоть бы Мордштайн оставил меня в покое…

— Ну что вы!

— …но завтра, вероятно, все будет по-другому! Завтра вы будете думать: Мордштайн — единственный, кто может мне помочь!

Довольно скоро мне пришлось вспомнить эти его слова.

«Профессор доктор мед. наук Виктор Ц. Вогт» — было написано на табличке на двери.

Это было спустя два дня. Вогт попросил меня прийти к нему, чтобы узнать о результатах осмотра. Он пригласил меня на пять часов, было уже четверть шестого, но через медсестру он попросил извинить его за то, что он задерживается. Я сидел в пустой сумрачной комнате и листал иллюстрированные журналы. Марлен Дитрих получила крест французского Почетного легиона. В Нью-Йорке арестован клуб, в котором молодые девушки сдавались в аренду миллионерам. В Пиринеях четверо исследователей погибли в пещере. В Корее продолжалась война. Я листал все подряд, сначала читал подписи под юмористическими картинками, а потом смотрел сами картинки. Многие были очень смешными. Через некоторое время я опять посмотрел на табличку на двери и стал размышлять, что обозначает «Ц.». Цезарь? Или Цилле? Темнело.

Оба прошедших дня были заняты дальнейшими обследованиями, меня просвечивали, обстукивали, давали пить различные жидкости. Ойленглас и Вогт были всегда ровно дружелюбны и настроены по-деловому. О течении обследования они не сказали ни слова. Я тоже больше ничего не спрашивал. Я стал намного спокойнее, атмосфера больницы усыпляла меня. Вероятно, мне добавляли какие-нибудь успокаивающие средства в еду, бромид или что-нибудь подобное. Я слышал, что это обычное дело. Возможно, этим и объясняется равнодушие, с которым я воспринимал события вокруг меня. Проблемы с речью у меня исчезли, головные боли держались в границах переносимости. Маргарет приходила каждый день. С Иолантой после ее посещения я больше не говорил.

Я взял новый журнал. Листая страницы, я пытался привести себя в состояние определенного возбуждения. В следующие минуты решится мое будущее. Я узнаю, здоров я или болен, буду я жить или умру. Все зависело от данных осмотра. Я ожидал, что мои ладони станут влажными, в губы сухими. Но ничего подобного не произошло. Я спокойно сидел и констатировал, что мои размышления навевают на меня скуку. Вероятно, дело все-таки в еде.

Дверь с табличкой открылась, и появился Ойленглас. Я встал.

Ойленглас еще раз извинился за опоздание и провел меня в кабинет своего шефа. Это была большая уютная жилая комната, которая ничем не напоминала о врачебной деятельности ее владельца. Я пожал Вогту руку, мы сели. Профессор предложил сигареты и коньяк. Затем он подвинулся ко мне поближе:

— Мы хотим поговорить о некоторых вещах, которые вас интересуют, а именно — о результатах обследования.