Ганс Леберт - Волчья шкура

— Там, — сказал старик, — там наверху недурно прогуливаться.

— Да, — ответил матрос. — Не хуже и не лучше, чем везде. Сейчас, кстати, хлынет дождь. — Он собрался идти дальше.

Но Айстрах потянул его за рукав.

— Вы, наверно, там что-то осматривали? — настороженно спросил он.

— Конечно. На свете многое подлежит осмотру — на наш век хватит.

Старик вытаращился на него, словно ничего не понимая. Потом достал носовой платок и высморкался, помедлив, поднял свой зонт и копчик его нацелил на развалины.

— Страшное это место. Я когда мимо прохожу, меня так и подмывает туда заглянуть.

Кончик зонта трепетал в воздухе, как бы вычерчивая таинственные знаки.

Матрос посмотрел вверх. Отсюда все это походило на незаживающую рану, стены — как прожженная ткань, поблекшая осенняя трава между ними — как гной.

Матрос спросил:

— Почему же страшное?.. Потому, что Хеллера там хватил удар? (Он искоса взглянул на старика.) Он бы и в другом месте его хватил.

Тот, как видно, старался побороть тревогу.

— Да что там Хеллер! — сказал он. — Я про развалины говорю! Их надо снести. Они весь наш край позорят.

Матрос:

— Ну, это когда еще будет. Нам с вами и не дождаться. Здесь ведь ни одну кучу мусора не убрали. Да еще дощечки на них повесили: «Охраняется государством».

Но Айстраха нелегко было рассмешить. Или он его не слушал? Старик двигал вставными челюстями, как будто раскусывая слова, злые слова, которые он не в силах был выговорить, не в силах и проглотить. Казалось, что под жидкой своей бороденкой он жует собственные иссохшие губы.

Вдруг он повернулся к матросу и уставился не него безумными мерцающими глазами.

— Вы ведь тоже, — пробормотал он, — вы ведь тоже не верите в духов?

Матрос смотрел на него сверху вниз, руки он засунул в карманы бушлата, голову слегка склонил набок, немного удивленно и насмешливо — так смотрят на ни к чему не пригодную вещь.

— Я еще ни одного не видел, — сказал он наконец. — Но что они вам являются и что иной раз бродят в Тиши, по-моему, вполне возможно.

Айстрах вздохнул.

— То-то и оно, — пробурчал он себе под нос. — Ничего толком не знаешь. А коли ты годами здесь околачиваешься и только и слышишь, как визжит пила, и все тебя тянет туда заглянуть, и все ты надеешься что-то увидеть, тут-то оно тебя и настигает. Вдруг вцепится в тебя и держит. Так и с вашим отцом было. Я точно знаю, отчего он повесился.

Матрос ощутил внезапный удар, он словно дотронулся до электрического ската. Он пристально поглядел в глаза старику, в рассеянном мерцающем свете которых как бы растворялось все окружающее.

И — вынув трубку изо рта:

— Что вы хотите этим сказать? — с угрозой в голосе спросил он. Рука его, державшая трубку, начала дрожать.

Старик вздернул плечи, пригнулся и сник.

— Ваш отец был хитрый человек — хитрее нас всех. И кто поручится, что он не был еще и предателем? — Он посмотрел на матроса и отвратительно усмехнулся. — Он не оставил никакой записки?

— Записки? Что вы имеете в виду?

— Не оставил вам прощального письма?

— Мне нет. Во всяком случае, я такового не обнаружил… Почему вы так странно спрашиваете меня?

Старик, казалось, вздохнул с облегчением. Грудь его под плащом вздымалась, как кузнечные мехи. Он сказал:

— Да просто так. Мы же с ним знавали друг друга. — Он сделал несколько шагов, словно намереваясь идти дальше. Но остановился и, стоя вполоборота, бросил подозрительный взгляд на матроса. — Так вы ничего не знаете?.. Не знаете, что там произошло?

— Н-нет! — ответил матрос и — после достаточно длительной паузы: — Так что же там произошло?

Старик взмахнул зонтиком.

— Ровно ничего. Разве я что-нибудь сказал? Просто я подумал, ведь вы же там были. И в конце концов, вы его сын. Ах ты, ветер какой поднялся… — Он взглянул на небо. Дрожь прошла по его телу. Вставные зубы громко застучали.

Матрос, не сводя с него глаз, спросил:

— Вам нехорошо?

Над хребтом Кабаньих гор вырастала туча, точь-в-точь черный конь.

— Мертвые, — залопотал Айстрах, — мертвые голодны.

Он смотрел на тучу — конь бил копытами вокруг себя.

Матрос:

— Вы сумасшедший.

— Я?

— Да, вы, а не я! И к тому же вы трусите! Сдается мне, здесь все трусят.

Старик рассвирепел.

— Что? — заорал он. — Трушу! Ваш отец! Он трусил! Да еще как! Но мы…

Конь вздыбился, черная грива его развевалась. Упали отдельные тяжелые капли дождя.

Матрос:

— Будьте добры оставить в покое моего отца! Вы сами не понимаете, что говорите.