Ганс Леберт - Волчья шкура

— Сдохни! — сказала она. — Сдохни наконец, грязная скотина!

В соседней комнате, на кровати, вытянувшись, лежал Малетта (и так уже словно в гробу); казалось, он последовал ее доброму совету чуть ли не сразу после того, как она этот совет дала, ибо, лежа без сознания в сточной канаве, при лунном затмении, как бы слитый с окружающим мраком, он умер своей второй смертью, второй частичной смертью, иными словами, он был жив разве что на одну треть, и даже то, что еще жило в нем, собственно говоря, было уже ничем.

Попробуем представить себе следующее: деревня, раскинувшаяся на мертвой зыби окоченелой земли, на море, ставшем камнем или глиной; надежно укрытая в ложбине волны, она с первых дней своего существования так и не сдвинулась с места — хотя и доступная глазу людских поколений, но все же живущая своею собственной потайной жизнью, жизнью, что в перегное забвения, под вечно растущей травой упорно таится от постороннего взгляда. А в хорошей, пригодной под пашню земле глубоко зарыта всеми позабытая падаль, но именно потому, что она глубоко зарыта и всеми позабыта, она существует и с каждым днем смердит все страшнее. Запаха ее никто не слышит. Но люди вдыхают его и снова выдыхают в лицо своим ближним. Рот, легкие — все полно им. И мало-помалу он проникает в кровь.

Слава богу! Мы теперь неуязвимы, у нас выработался иммунитет. Мы уже привыкли к нашему климату. Говоря «воздух родины», мы подмигиваем друг другу, но никогда уже не почувствуем мы дурного запаха.

Только двое не смогли привыкнуть (да и не хотели привыкать) — двое приезжих, которых мы недолюбливаем. И эти двое вдруг повели носом… Ну и вонища! Похоже на болотный газ! Как будто земля страдает расстройством пищеварения. Хотя говорят, что у нее желудок здоровее, чем у нас, но тем не менее какую-то пищу и она не в состоянии переварить!

И покуда один из этих людей зажимает нос (по правде сказать, без толку), другой ходит по деревне и принюхивается, потому что на душе у него пусто и муторно. Он жадно дышит, дышит полной грудью (ибо не дух господен, а всего лишь повешенный парит над водою, да и вода уже иссякает, и с казненным больше делать нечего), он жадно вдыхает этот смрад — так многие из нас лакают сливовицу, дышит полной грудью — так пьяница наливается водкой, и вскоре чувствует, что ему, как пьяному, море по колено. Ему, горемыке! Он, уязвленный Никто! Никто по имени Малетта (существо, которое мы не замечаем). Ибо ему, увы. не суждено было стать тем, кем он мог бы стать, нет, он стал другим или, вернее, тем, кем должен был стать тот, другой. У него только одно стремление — отомстить, так как в своих незадачах он винит целый мир. Вот он и гуляет со своим повешенным, что болтается в его душе, и уже знает: то, чем он дышит здесь, — гибель. Не он станет великим (и живым), ибо он дышит этим. Это станет великим в нем (и через него живым). Это\ Темное, Безобразное, Непостижимое, оно неприметно, как тайный запах падали, присутствует в воздухе. Оно вливается в него, как вода в тонущий корабль, через все органы чувств, через все нервные стволы. Сразу завладевает им, разлагает его и переваривает, потому что сам он себя переварить не может. Оно толстеет, нагуливает жир на распаде Малетты, возрождается к новой жизни, оно сгущается в нем, приобретает объем и очертания, как эмбрион в материнском чреве. Оно ведет долгий доверительный разговор с повешенным, как бы получает от него инструкции и тем не менее, видимо, действует в соответствии со своими собственными законами. У него есть свой план, своя цель.

И однажды это произошло.

Оно вырвалось из Малетты. Оно уже не раз перерастало его и глядело на него из лесной чащобы, но на сей раз оно отделилось от него, ибо уже стало достаточно великим и сильным. И когда он без сознания валится в придорожную канаву, оно вскакивает и оказывается среди нас…

Что? Нам никогда не доводилось увидеть это. Л тех, кто видел, уже нет в живых.

Была ли то оборотная сторона медали? Уже не голова, а звериный образ бога? Тогда мы ощутили это, как щекотание под языком, а вскоре должен был последовать и пинок в зад.

Но Малетта лежал на своей кровати раздетый и обмытый, как мертвое тело; лежал недвижно — во зло использованное орудие, которое отшвырнул великий палач.

А внизу, стоя в дверях парикмахерской, Укрутник говорил своей невесте:

— Слушай-ка, вот занятная история. Знаешь, что такое Укрутник? Укрутник по-чешски значит сволочь.

Все трое расхохотались (Герта, Укрутник и фрейлейн Ирма), и в эту минуту загудели колокола — старик Клейнерт звонил к черной обедне.