Филип Дик - Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

— Алло, — сказал он. — Харман? Мистер Харман?

— Один момент, — отозвалась телефонистка. — Соединяю вас с мистером Харманом.

Послышался ряд щелчков, он ждал. Потом раздался мужской голос.

— Харман слушает.

— Это Фергессон, — сказал он. — Меня заинтересовала эта площадка, но я не могу найти мистера Бредфорда.

— Ах да, — сказал Харман, и в его голосе прозвучала мимолетная озадаченность.

— Я ездил туда, но его там не было.

После паузы голос Хармана сказал:

— Друг мой, я все думаю о вас и о вашем бизнесе. Думаю, как вам лучше поступить… у вас есть адвокат?

— Нет, — сказал Фергессон.

— Ну а кто занимался документами по вашей автомастерской?

— Мэтт Пестевридес. Брокер по недвижимости.

— Мне кажется, — сказал Харман, — что если вы собираетесь иметь дело с Бредфордом, вам следует действовать через кого–то другого. Говорю это, не подразумевая ничего обидного. Но я, Джим, полагаю, что вы действительно управились бы гораздо лучше, если бы смогли вести дела через какого–нибудь представителя, который привык общаться с такими предпринимателями, как Бредфорд. Который может — понимаете, что я имею в виду? — говорить с ними на одном языке.

— Я хочу это заведение, — сказал Фергессон.

— Автосервис?

— Хочу его купить! — громко сказал он прямо в ухо Хармана. Рокот его голоса отозвался в трубке нестройными звуками.

— Хорошо, послушайте, — сказал Харман. — Наймите адвоката. Пусть он найдет подход к Бредфорду. Пусть скажет им, что у него есть интересный клиент, который хочет узнать о них больше. Он разберется, как с ними обращаться. Может, у Бредфорда и его компаньонов уже имеется проспект — ну, вы знаете, что это такое, это финансовый проект, в котором излагаются все подробности. Пускай вага адвокат его просмотрит и скажет, что он думает. Или свяжитесь с брокером по инвестициям. С кем–то, у кого есть опыт в такого рода вещах. Или, если хотите, предоставьте это мне.

— Я поручу это Царнасу. — Это был болгарин, поверенный, занимавшийся делами собственности, который готовил документы на его хозяйство, когда он его только покупал. — Спасибо.

— Если хотите, я сообщу вам имя своего собственного поверенного, — сказал Харман. — Он отличный специалист.

— Нет. — У него снова начала болеть грудь. — Спасибо.

Он положил трубку.

Почему, думал он, мне нельзя повидаться с Бредфордом самому? Почему я должен действовать через кого–то еще? Бредфорд, подобно богу, был невидим, находился где–то высоко в небе; его знали только по его делам. Большим людям, финансистам, полагалось узнавать о Джиме Фергессоне не напрямую и не сразу; знание о Фергессоне должно подползать к ним постепенно, если только ему вообще суждено доползти. И в какой мере оно будет им важно? Насколько ценно? Но он принял решение двигаться дальше.

Он позвонил в офис Царнаса. Ответила его дочь.

— Я хотел бы поговорить с Борисом, — сказал он. — Это Фергессон.

Он попросил Царнаса разузнать о «Садах округа Марин», а потом, положив трубку, выдвинул ящик стола и нашел сигару «Датч–мастерс», до сих пор завернутую в целлофан. У сигары был хороший вкус, и она дала ему возможность расслабиться. Боль в грудной клетке была тупой, невнятной, однообразной, повторяющейся, как пульс.

Снаружи, за дверью офиса, стояли автомобили, ожидавшие его рук, автомобили с металлической пылью на капотах, оставленной продолжительным истиранием клапанов. Один «Плимут» стоял на задних колесах, поддерживаемый гидравлическим домкратом; он забыл его опустить. «Плимут» стоял так уже три дня. Он подивился, как здорово держат сжатый воздух уплотнения домкрата. Докурив сигару, он вышел из офиса и взял с верстака инструменты. Вытолкнул ногой плоскую деревянную тележку и опустился на нее.

Снова он был под машиной, в холодной тьме, среди неотчетливых очертаний. Отыскав на шнуре лампочку, защищенную колпаком, он потянул ее за собой; желтая область распространилась на коробку передач и маховое колесо автомобиля.

Когда он перекатился на бок, чтобы взять торцовый ключ, в груди у него что–то хрустнуло. При этом от боли у него открылся рот, он выпустил ключ. Боль, которую он испытывал прежде, набросилась на него снова, как будто и не исчезала. Боль воцарилась в нем, и он не мог дышать. Когда он хватал воздух ртом, у него свистело в горле, словно оно было чем–то заложено.

— Черт, — сказал он, когда смог говорить, и перекатился обратно на спину.

Он лежал, прижав руки к бокам, и видел ослепительный свет электрической лампы. Что–то внутри него вышло из строя. Что–то весьма существенное. После недавнего падения он не оправился.