Филип Дик - Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

— Проголосуйте, остановите машину, — наставлял он, хотя они, похоже, его не слышали, — он еще жив; успеете отвезти к ветеринару.

Он пошел дальше, а перепачканные кровью парни тупо смотрели ему вслед. Пройдя метров триста по чистому полю, он остановился, поднял пистолет, прицелился в темневшие на опушке фигуры и выстрелил. Звук выстрела растворился в утреннем воздухе, а Кумбс двинулся своей дорогой.

К десяти утра он вернулся в Пасифик–Парк. Его «Форд» был по–прежнему припаркован на Ильм–стрит, возле большого обшарпанного дома, где жил Карлтон Туини. Кумбс в нерешительности стоял возле машины, а пистолет оттягивал ему карман; надумав, он пошел к лестнице и стал подниматься.

На его стук никто не ответил. Он приставил ладонь козырьком и стал вглядываться сквозь матовое стекло двери. Были видны захламленный коридор и часть комнаты; повсюду валялась одежда. Но — ни шороха. Никаких признаков присутствия Туини. Кумбс подергал ручку, но дверь была заперта. Делать было нечего; он спустился по лестнице, сел в машину и уехал.

Доехав до станции «Стандарт ойл», он переключился на вторую скорость и заехал на бетонную площадку. Он всю неделю собирался это сделать, так что при виде заправочной станции свернул туда рефлекторно, не раздумывая. Вылезая из машины, он спросил оператора:

— Сколько у вас займет машину мою промазать? Я, по крайней мере, две с половиной тысячи проехал.

— Полчаса или вроде того, — подумав, отвечал тот.

— Хорошо, — сказал он, залезая обратно, чтобы включить передачу. Потом он решил заглянуть в столовую по соседству, но, едва сделав заказ, понял, что не голоден. Не прикоснувшись к супу, он расплатился и вышел.

«Форд», к его удовольствию, был уже на эстакаде. Он принялся околачиваться вокруг, критически посматривая на рабочих, которые спринцевали его трансмиссию. Затеял оживленную дискуссию о вязкости моторного масла и, вопреки их советам, горячо настаивал, чтобы ему непременно залили полный картер масла с моющими присадками вязкости десять–тридцать. Суетился и путался под ногами, пока все не сделали, как он хотел. Наконец операторы закончили, опустили машину и выписали чек.

В половине двенадцатого он приехал на Ильм–стрит и припарковался в квартале от дома Туини, достаточно близко, чтобы видеть всех, кто входит и выходит. Включив радио, он настроился на станцию «Хорошая музыка из Сан–Матео» и прослушал Третью симфонию Брамса. Время от времени кто–то проходил по тротуару, но по большей части все было тихо.

Сомнения охватили его. Может, Туини явился, пока его не было?

Он вылез из машины, пересек улицу и пошел к дому; в кармане у него болтался пистолет. Но когда он постучал в дверь, ответа снова не было. Успокоенный, он вернулся в машину и снова включил радио. Теперь передавали «Римский карнавал», увертюру Берлиоза. Интересно, «Римский карнавал» — это название оперы или просто так, увертюра? Шиллинг уж точно знает. Шиллинг все знает — по крайней мере, о музыке. В том, что музыки не касалось, он особо не блистал; легкая добыча для любой шалавы. Кумбс решил было, пока эта увертюра не кончилась, прокатиться до музыкального магазина, но потом передумал. Там ошивался Макс Фигер. А это, как всегда, было слишком рискованно.

Немногим позже полудня по тротуару заспешила шатенка в матерчатом плаще, больших серьгах колечками и туфлях на каблуках. Это была подружка Туини, Мэри Энн Рейнольдс.

Девушка без колебаний сошла с тротуара и рванула вверх по деревянным ступеням, ведущим в квартиру Туини. Она даже не думала стучаться — вынула ключ, отперла замок и настежь отворила дверь. Исчезнув внутри, она захлопнула дверь за собой. Какое–то время на улице было тихо. Затем одно за другим распахнулись окна квартиры Туини. Из окон послышался какой–то шум. Наконец взревел пылесос; стало ясно, что она затеяла там уборку.

Удобно расположившись в теплом «Форде», Кумбс стал ждать дальше. Шли минуты, и столько их было, и были они так похожи, что он уже потерял нить происходящего и начал клевать носом. Через какое–то время сдался и аккумулятор, умолкло радио. Кумбс не обратил на это внимания. Он оставался недвижим до двух дня пополудни, пока, без всякого предупреждения, с другой стороны квартала не показался Карлтон Туини с дамочкой в обнимку. Дамочкой была Бет Кумбс. Они, болтая, поднялись по лестнице, затем, как парочка шершней, протиснулись в квартиру, и дверь за ними закрылась.

Собравшись с силами, Кумбс вышел из машины. Одна нога затекла, и ему пришлось постучать ей о мостовую, чтоб разогнать кровь. После чего, засунув руку в карман, он трусцой посеменил к трехэтажному зданию.