Филип Дик - Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

Ее губы трепетно коснулись его губ. Рукой в перчатке она дотронулась до его лица, жадно сдавливая его пальцами. Ноздри ее раздувались. Уголком глаза он увидел, как под пудрой и помадой подрагивают ее подбородок и губы. От нее пряно, душисто и вязко пахло малиной. Вуаль она подняла, чтобы поцеловать его.

Он подумал про ее красивые длинные ноги. Ничто не вечно в этой жизни. Никакие чувства, даже самые яркие и значительные. Даже это. Она права. Вот ощущение от прикосновения к ним уже прошло, а однажды не будет и этого образа. Через несколько десятилетий и сами эти ноги, роскошное тело, руки, лицо, темные волосы, талия исчезнут, умрут, превратятся в прах, думал он. И он не будет помнить о них, потому его тоже не будет. Все эти сложные движущиеся части тела замрут, сочленения распадутся, жидкости высохнут — останется только пыль.

А раз это способно исчезнуть, то исчезнет и все остальное. Ничто нельзя сохранить. Ничто не выживет. Куда деваются все разговоры, музыка, веселье, машины, все окружающее? Уйдет и вот эта тончайшая чувствительность, уйдет сама цивилизация в своем синем костюме, с вуалью, на каблуках, с подобранными по цвету сумочкой и перчатками. На то, чтобы создать это, понадобились тысячелетия. Дома и города, идеи и книги, армии и корабли, целые государства — черт с ними, их есть кому оплакивать. Он же оплакивает вот это.

Я захотел получить это, как только увидел. И получил, оно у меня было, и все мои надежды оправдались до последней капельки, размышлял он.

Немного не доехав до Редвуд–Сити [82] Редвуд–Сити — жилой и промышленный пригород Сан–Франциско. , Арт свернул со скоростной дороги и съехал на Эль–Камино–Реаль [83] «Камино–Реаль» — название многих шоссейных дорог, особенно в Калифорнии и Нью–Мексико. Наиболее известная из старых испанских дорог в Новом Свете соединяла в ХУП1 в. калифорнийские миссии и протянулась вдоль всего штата с юга на север, начинаясь у Сан–Диего и заканчиваясь у Сономы, севернее Сан–Франциско. (От испанского Camino Real — «королевская дорога».) . У Менло–Парка [84] Менло–Парк — город в округе Сан–Матео. на обочине шоссе стоял мотель.

Почему бы и не здесь, подумал он.

Пэт испуганно подняла голову и огляделась.

— Хочешь здесь остановиться?

— Похоже, это то, что нам нужно, — сказал он.

— Мотель. Мотель «Четыре туза», — прочла она вывеску.

— На вид вроде ничего.

— Никогда не ночевала в мотелях. Мы всегда снимали домик, когда куда–нибудь ездили. Мы далеко от Сан–Франциско?

— Миль двадцать будет.

Он выехал на усыпанную гравием обочину дороги и остановился. Она вышла и посмотрела в ту сторону, откуда они приехали.

На севере остался Сан–Франциско — его уже почти не было видно, но город был там. Она чувствовала его близость. Двухмерные очертания административных зданий были словно вырезаны из картона и наклеены на вечернюю дымку. Сухой воздух пах золой. Она вдохнула, втянула в себя дух грузовиков и легковых автомобилей, висевшую в небе фабричную гарь.

К Сан–Франциско вели бетонные эстакады, система автомагистралей, по которой приехали они. Дорожные развязки высились вдалеке над землей, парили над ней, по ним с шумом проносились машины, их поток разделялся, автомобили мчались в разных направлениях, проезжая под черными указательными знаками с буквами такого же размера, как сами машины. Это присутствие города, его близость тревожила и в то же время радовала ее. Быть здесь, на краю города, расположиться сразу за его чертой, не в нем, но около него, достаточно близко, чтобы вернуться, если захочется, и довольно далеко, чтобы чувствовать себя отдельной от него — она свободна, сама по себе, город не держит ее, не связывает.

Мимо с грохотом проезжали огромные дизельные грузовики. Земля дрожала у нее под ногами.

Она с наслаждением вдохнула воздух. Свобода, чувство движения, дорога, машины. Все куда–то стремится, перемещается, подумала она. Ничто здесь не стоит на месте, нет ничего неизменного. Можно быть кем угодно. Здесь проходит граница.

У тротуара остановился синий довоенный «Плимут», из него выскочил Ферд Хайнке и побежал по дорожке к ступенькам квартиры в подвальном этаже. Он спустился и постучал в дверь. Из–за шторы за окном гостиной пробивался свет — значит, Рейчел или Арт дома.

Дверь открылась, и его встретила Рейчел. У нее был изнуренный и безразличный вид.

— Здравствуй, Хайнке.

Как всегда, робея в ее присутствии, он пошаркал ногами и сказал: