Кристофер Мур - Агнец

— Тоже чокнутая?

— Да нет, утром вроде ничего. Даже поет, когда завтрак готовит.

Джошуа кивнул, видимо успокоившись: безумие лечится.

— Мы раньше в Египте жили, — сообщил он.

— А вот и врешь, это слишком далеко. Дальше Храма. — Дальше Иерусалимского храма я в детстве не бывал. Каждую весну моя семья пускалась в пятидневный поход до Иерусалима — праздновать Песах. Казалось, длится он целую вечность.

— Мы сперва жили тут, потом в Египте, а теперь снова тут живем, — сказал Джошуа. — Поскитались.

— Все равно врешь. До Египта отсюда сорок лет добираться.

— Уже не сорок. Он теперь ближе.

— Так в Торе сказано. Мне аба читал. Народ Израилев скитался по пустыне сорок лет.

— Потерялся, значит, народ Израилев.

— На сорок лет? — засмеялся я. — Народ Израилев, наверное, глупый.

— Мы тоже — народ Израилев.

— Точно?

— Еще бы.

— Меня мама зовет, — сказал я.

— Когда выйдешь, сыгранем в Моисея и фараона?

Ангел мне признался: он хочет спросить у Господа, нельзя ли ему стать Человеком-Пауком. Ангел постоянно смотрит телевизор — даже когда я сплю. Просто одержим этим героем, который сигает с крыш и колошматит демонов. Ангел говорит, зло в наши дни заматерело, не то что прежде, а потому герои нужны помощнее.

Иначе какой пример детям? — вопрошает он. Лично мне кажется, ему просто невтерпеж полетать с небоскребов в красном трико с гульфиком. Да и какой герой может приглянуться этим деткам — с их машинами, медициной и исчезающими расстояниями? (Тот же Разиил: и недели тут не пробыл, а уж готов махнуть Карающий Меч Господень на пояс монтажника-высотника.) В мое время героев было мало, но уж, по крайней мере, настоящие: некоторые из нас даже могли проследить от них свои родословные. Джошуа всегда играл героев — Давида, Навина, Моисея, а я — всяких гадов: фараона, Ахава, Навуходоносора. Если бы всякий раз, когда меня умерщвляли как филистимлянина, я получал шекель… ладно, я вам так скажу: я бы по сию пору на верблюде к игольному ушку и близко не подъехал. Теперь-то я понимаю: Джошуа просто тренировался на того, кем станет.

— Отпусти народ мой, — сказал Джошуа в роли Моисея.

— Валите.

— Нельзя просто говорить «валите».

— Нельзя?

— Нет. Господь ожесточил твое сердце, и ты нас не отпустил.

— А зачем это он так сделал?

— Не знаю. Ожесточил, и все. Ладно: отпусти народ мой.

— Фигу. — Я сложил руки на груди и отвернулся, как человек с ожесточенным сердцем.

— Узри тогда, как превращаю я жезл свой в змея. Ну? Отпусти народ мой!

— Валите.

— Нельзя просто говорить «валите»!

— Почему? У тебя же клево трюк с палкой получился.

— Но там все было не так.

— Ладно. Фигу тебе, Моисей. Народ останется тут. Джошуа помахал палкой у меня перед носом. — Узри, я поражу всю область твою жабами. Они войдут в дом твой, и в спальню твою, и везде поналезут.

— И что?

— И то, что это противно. Отпусти народ мой, фараон.

— Жабы — они прикольные.

— Дохлыми жабами, — пригрозил Моисей. — Я поражу тебя целыми грудами смердящих, вонючих дохлых жаб.

— Ой, в таком случае забирай-ка ты лучше свой народ и валите отсюда. Мне тут все равно пора сфинксов строить и еще кой-чего.

— Черт возьми, Шмяк, там все не так было! Я тебе и другие казни припас.

— Теперь я хочу быть Моисеем.

— Фигушки.

— Это почему?

— Потому что жезл — у меня. — А-а.

Так оно все и шло. Кажется, я не всегда легко велся на то, чтоб играть всяких мерзавцев, но Джошуа изображать героев точно понравилось. Иногда на самые гнусные роли мы вербовали младших братишек. Иуда и Иаков, младшие братья Джоша, изображали у нас целые народы, вроде содомлян у дверей Лотовых.

— Выведи к нам тех двоих ангелов, и мы познаем их.

— Не выведу, — отвечал я в роли Лота (я изображал хорошего парня только потому, что Джошуа хотелось играть двух ангелов), — но вот у меня две дочери, которые вообще никого не знают. Можете с ними познакомиться.

— Давай, — сказал Иуда.

Я распахнул дверь и вывел наружу своих воображаемых дочерей, чтобы они познали содомлян.

— Приятно познакомиться.

— Какая милая встреча.

— Очень приятно.

— ТАМ ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! — заорал Джошуа. — Вы должны ломать дверь, а затем я поражу вас слепотою.

— А потом истребишь наш город? — спросил Иаков.

— Да.

— Тогда мы лучше дочерей Лота познаем.

— Отпусти народ мой, — сказал Иуда. Ему только сравнялось четыре, и он часто путал сюжеты. Особенно любил он играть в Исход: там, когда я вел свое воинство через Красное море в погоню за Моисеем, им с Иаковом нужно было обливать меня водой из кувшинов.