Гюнтер Грасс - Кошки-мышки

Вскоре мое ожидание объяснений от Бушманна иссякло, тем более что количество оплеух, которые отвешивал Малленбрандт, все нагляднее свидетельствовало о его сомнениях. Он уже не упоминал исчезнувший предмет, а лишь орал вслед за каждым ударом: «Перестань лыбиться! Не лыбься! Я выбью из тебя твои ухмылки!»

Кстати говоря, ничего у Малленбрандта не вышло. Не знаю, жив ли еще Бушманн, но если сейчас где-то работает дантист, ветеринар или врач-ординатор Бушманн — Хайни Бушманн хотел заняться медициной, — то это ухмыляющийся доктор Бушманн: от подобной особой приметы быстро не избавишься, она устойчива и способна пережить войны или денежные реформы, и даже тогда, когда капитан-лейтенант с пустым воротничком ждал успешного результата от учиненного допроса, она оказалась сильнее оплеух штудиенрата Малленбрандта.

Украдкой — хотя все глаза были устремлены на Бушманна — я поискал взглядом Мальке и сразу нашел, ибо темечком чувствовал, где именно он распевает про себя гимны Деве Марии. Уже полностью одетый, он стоял неподалеку, но в сторонке от общей толчеи, застегивая верхнюю пуговицу на рубашке, которая, судя по фасону и рисунку в полоску, досталась ему из отцовского наследства. Застегнуть пуговицу мешала особая примета.

Мальке выглядел спокойным, если не считать суеты пальцев у горла и играющих желваков. Поняв, что пуговицу над кадыком не застегнуть, Мальке достал из нагрудного кармана еще не надетого пиджака смятый галстук. Никто в нашем классе не носил галстук. Некоторые франты из числа выпускников и десятиклассников носили дурацкие «бабочки». За два часа до живописующей природу речи, которую произнес с кафедры капитан-лейтенант, ворот рубахи у Мальке был еще открыт, однако в нагрудном кармане его пиджака уже лежал наготове галстук, ожидая подходящего момента.

Галстучная премьера Мальке! Не подходя слишком близко, поглядывая на некотором отдалении, скорее для порядка, в единственное, усеянное пятнами зеркало, он повязал — безвкусный, на мой сегодняшний взгляд — галстук в крупный разноцветный горошек под высокую стоечку воротника, завернул воротник, поправил чересчур большой узел и сказал негромко, но внятно, так что его слова были услышаны несмотря ни на продолжающийся допрос, ни на звуки оплеух, которые вопреки протестам капитан-лейтенанта без устали размеренно отвешивал Малленбрандт ухмыляющемуся Бушманну: «Готов поспорить, что Бушманн этого не делал. Но шмотки его кто-нибудь обыскал?»

К замечанию Мальке сразу же прислушались. А ведь он обращался к зеркалу; его новая причуда — галстук — лишь позднее привлекла к себе внимание, да и то не слишком большое. Малленбрандт, самолично обыскав одежду Бушманна, быстро нашел причину наградить ухмыляющуюся физиономию очередной оплеухой, поскольку в двух карманах пиджака обнаружились распечатанные пачки презервативов, которые Бушманн продавал в розницу старшеклассникам: его отец был дрогистом. Больше Малленбрандт ничего не отыскал; разочарованный капитан-лейтенант надел офицерский галстук, застегнул воротник, тронул пальцем пустое место, где раньше красовалась высокая награда, и предложил Малленбрандту не придавать происшествию чрезмерного значения: «Найдется замена. Это не конец света, господин штудиенрат. Просто глупая мальчишеская выходка!»

Но Малленбрандт, распорядившись запереть спортзал и раздевалку, с помощью двух выпускников обыскал наши сумки, каждый уголок, куда можно было бы что-то спрятать. Поначалу это забавляло капитан-лейтенанта, затем он, потеряв терпение, принялся делать то, на что никто другой в раздевалке никогда бы не отважился: он курил сигарету за сигаретой, бросая окурки на линолеум, и явно пришел в раздражение, когда Малленбрандт молча пододвинул ему плевательницу, которая годами пылилась без дела у раковины и уже была обследована на предмет возможного нахождения украденной вещи.

По-мальчишески покраснев, капитан-лейтенант рванул закуренную сигарету из изящно изогнутых губ рта-говоруна, перестал курить, скрестил руки на груди, потом взмахнул рукой, словно боксер, чтобы высвободить из манжеты часы, и нервно посмотрел на время, показывая, что спешит.

Надевая у дверей перчатки, он откланялся, дав понять, что недоволен методами и итогами расследования, поэтому намерен довести историю до сведения директора для принятия дальнейших мер, ибо не позволит дурно воспитанным салагам испортить свой отпуск.

Малленбрандт бросил ключ одному из учеников, а тот оказался нерасторопен, отчего при отпирании раздевалки возникла неловкая пауза.