Юрий Герт - Ночь предопределений

Но ведь все это нужно еще доказать, подумал он, поворачивая ладонь к тугой волне ветра. Доказать… И опять вспомнил Сарсена, горку костей перед ним.

Он не очень внимательно слушал, о чем говорил за его спиной Сергей.

— Странно, что Темиров сам ничего не рассказал вам об этом деле, — сказал Феликс, не оборачиваясь.

— Он говорил, только я не придал тогда этому никакого значения. Да он и сам… Ну, вызывали раз или два, интересовались, мало ли что.

— Я, правда, чувствовал, — произнес, помолчав, Сергей, — носом чуял, что-то здесь заваривается.

— А с чего вы забрели в прокуратуру?

— Завернул в редакцию, у меня там отношения, сами понимаете, прохладные, вот я и оттягивал, с самого приезда… Ну, то да се. А вашего Темирова, говорят, скоро судить будут. Представляете? Я так и сел. А ты, говорят, загляни в прокуратуру, там расскажут…

— Это с вами кто говорил? В редакции?..

— Баймурзин, — как бы через силу выжал Сергей. — Сарсен.

Все правильно, подумал Феликс. Все верно… Сюжет. До того крепкий, прочный сюжет, что просто тошнит… Значит, Сарсен… Они, значит, поговорили, а потом он — к Жаику на бешбармак… Потолковать о Христе. Или Магомете. О чем они там толкуют — вдвоем?..

В дверь постучали, за стуком — осторожным, предупредительным — в дверь просунулась голова Бека.

— Все готово, — сказал он, поправляя очки на румяном лице. — Вас просят.

— Мы идем, — сказал Сергей. И когда Бек исчез, подошел к двери и резко щелкнул ключом в скважине.

— А что, — спросил он, — вы с ним знакомы? С Баймурзиным?.. У меня с ним свои счеты. Я его в том материале упомянул, вы утром читали… Это ведь он фельетон о Темирове сочинил, всю грязь собрал… Так что тут, как говорится, все белыми нитками…

Феликс притворил окно.

— Что же делать? — сказал он, повернувшись к Сергею, стоявшему, сутулясь, посреди комнаты. — Нальчик?..

— Вы ведь понимаете, — сказал Сергей, не отводя взгляда, — теперь у меня руки связаны. Разве не так?

— Пожалуй…

— Так, — сумрачно произнес Сергей. — А в конторе вообще уже надоели звонки, объяснения, требования опровержений… Теперь еще станет известно, что Темиров под следствием — представляете? Ведь это скандал… Впрочем, — он почесал макушку и тут же повторил уже с веселым, беспечным видом: — Представляете, а?..

— Значит, Нальчик, — сказал Феликс. — Нальчик…

Сергей помрачнел.

— Ну, заладили — Нальчик, Нальчик… Дался вам этот Нальчик! — Он зло, с размаху, рухнул на свою койку. — Ну, полечу я в Нальчик, не полечу — что изменится? Не обо мне ведь, о Темирове речь! О судьбе, о жизни!.. — Он приподнялся. — Да, о судьбе, о жизни! Я этих слов не боюсь!.. И потому-то и прошу вас с ним переговорить…

— Не понял, — сказал Феликс. — О чем поговорить? — Он прекрасно все понимал, но отчего-то для него было важно, чтобы об этом сказал сам Сергей.

— А вы не сечете?.. — Так же стремительно, как упал, Сергей поднялся с кровати. — Все вы отлично понимаете!.. О чем еще можно с ним сейчас говорить?.. Когда человека со всех сторон, как волка, обложили?.. Что ему остается?.. Тут уж не до этих самых высоких принципов!

— Не до высоких принципов… — повторил Феликс, цедя слоги. — Вот как…

Сергей ожег его взглядом. Феликс не знал, чего в нем больше было, в этом взгляде, — ярости или боли?.. Но сам он боли не почувствовал. Ни боли, ни ожога. Его как бы только пощекотал этот взгляд. Ему стало смешно: вспомнился их разговор, вчерашний, после выхода из Дома культуры, обличения Сергея, его упреки… Он едва удержался, чтобы не рассмеяться, не улыбнуться, по крайней мере. Но Сергей, вероятно, уловил какую-то перемену в его лице — и вгляделся в него с внезапной опаской.

— А ведь сегодня утром вы, по-моему… были настроены иначе… Или я неверно вас понял?.. — Это жестоко, подумал Феликс, сам удивляясь ей, этой ненужной жестокости, которая вдруг полезла, поперла из него.

— Утром я еще многого не знал. — Сергей казался вполне спокойным. — Утром я вас ни о каком разговоре не просил, надобности в этом не было…

Перед Феликсом возникло, наложилось на Сергея другое лицо — суматошное, неистовое — вчерашнее.

— А вы бы сами, — сказал он, продолжая удивляться своему мстительному злорадству, — сами бы и попробовали, поговорили…

Сергей помолчал. Его лицо, до того энергичное, словно освещенное изнутри сильным светом, сделалось вялым и серым, как песок.

— Я пытался, только он меня и слушать не хочет.

В дверь постучали. Вначале робко, потом настойчивей. Феликс хотел подойти, отомкнуть замок, но Сергей предупреждающе вскинул руку, пересекая ему путь. И сел на стул, широко расставив колени, упёршись в них локтями и свесив кулаки.