Александр Кабаков - Очень сильный пол (сборник)

Ольга представила, что сейчас испытывает мать, – прикусила губу еще сильнее – коробка хоть и была самым просторным из всех их передвижных вместилищ, но все равно для ста семидесяти пяти сантиметров и семидесяти пяти килограммов Елены Валентиновны места там было сверхъестественно мало.

В дверь постучали: «Чайкý?» «Благодарю вас, мы уже легли», – томным голосом без пяти минут молодой матери ответила Валечка. Гена тем временем быстро распаковывал сумку. Сергей Ильич примерился: вроде бы получалось улечься под скамью, в пространство, остающееся от ящика для багажа. Если закрыть потом чемоданом – спрятаться можно. Ольга сумела полностью улечься на антресоли над коридором да еще прикрыться запасными одеялами – если специально не заглядывать, ничего не заметишь. Передохнули. Сергей Ильич, трижды извинившись, выкурил полсигареты – больше не мог терпеть. Потом он повторил инструктаж для девушек, шаг за шагом порядок их действий. Гена проверил свое изумительное оружие, вынул из обоймы патроны-пугачи, выбрасывающие длинное пламя, оставил только с парализующим газом, потом еще раз осмотрел главное – дурацкий корпус от автомобильного аккумулятора с водопроводным вентилем и множеством свисающих проводов – вся эта бутафория была выкрашена в милитаристский цвет, темный хаки с тревожно-багровыми обводами.

Было уже начало первого ночи, вагон утих. Валечка взяла полотенце, сверху платья накинула широкий халат, подложила подушку – пошла вроде бы умыться и через пять минут привела скрюченную Елену Валентиновну, заслоняя ее полами халата. Наконец улеглись – Гена на полу, Сергей Ильич и Валечка, обнявшись, чтобы не свалиться, – на одной полке, Оля с Еленой Валентиновной – на противоположной. Сомсика пристроили на столике, обложили подушками. Елена Валентиновна почти ничего не соображала, заснула сразу же и только постанывала во сне – голубые таблетки действовали, но затекшее в коробке тело ныло. Оля лежала с открытыми глазами, глядела в потолок, по которому проносились тени от бегущих за окном фонарей. Ей не было страшно, она верила в то, что завтра все закончится благополучно, будто предстояло самое простое дело – вроде не слишком сложного школьного экзамена, не опаснее. Думала она о той жизни, что должна наступить потом… Гена вытянулся, насколько позволяло место, на спине, закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул по какой-то специальной системе, расслабился – и через пять минут уже глубоко спал. Сергей Ильич и Валечка шептались неслышно, одним дыханием в ухо, посреди ночи Валечка тихо заплакала, и Сергею Ильичу стало нехорошо – прижало сердце, но он справился – осталось только ощущение непоправимой беды. Время от времени мимо пролетали освещенные станционные строения, длинные рампы, высокие ворота депо, зеленые вокзальные фасадики с полуколоннами и надписями каким-то специальным железнодорожным шрифтом – прямыми черными буквами. С воем остался позади несчастный маневровый тепловоз, вагон неохотно плыл в сторону на стрелке, ярко вспыхивала черт ее знает с какой стати и срочности ночная сварка – и снова становилось темно в душном купе, еще темнее, чем было, и уносились назад не видимые в темноте деревья, пустые бесснежные окоченелые пространства, сильно уже прихваченные поздней осенью, и поезд колотился о рельсы тряской и тяжелой змеей – как колотится о проселок цепь, тянущаяся по невниманию возницы за лихо раскатившейся телегой. Снова вспыхивал проносящийся свет, снова плотнела тьма, и они уезжали все дальше и дальше – от той жизни, что все-таки была, к той, что, может быть, будет…

Утром Гена сам сходил за чаем – жена плохо себя чувствует, лежит, ничто ей не мило… Весь вагон сочувствовал. Валечка действительно, пока дверь в купе была приоткрыта – запертая все время могла вызвать подозрение, приходилось все учитывать, – лежала под одеялом. Рядом с нею, старательно укрывшись с головой, примостилась Елена Валентиновна, никто особенно беременную не рассматривал, не удивлялся тому, что она едва умещается на полке. Сомсик перед самым рассветом очнулся, чуть было не начал скулить – Гена очень ловко сделал ему еще один укол со снотворным, а потом – еще, поддерживающий работу сердца и питательный. Сергей Ильич, пока было открыто купе, маялся под скамьей, Ольга довольно свободно лежала на антресоли. Потом снова заперли дверь, отдыхали, а ближе к вечеру стали готовиться.

Прежде всего на столике установили аккумуляторный корпус, провода от него провели в пустые багажные ящики под полки, к водопроводному вентилю сел Сергей Ильич – вид у него, в темных очках, черном свитере, с растрепанной седой шевелюрой, был достаточно решительный. Оля и Валечка переоделись в железнодорожную форму, кокетливо надвинули пилоточки – проводницы международного поезда получились отличные. Гена сменил обувь, вместо туфель надел удобнейшие старые кроссовки, газовый пистолет сунул сзади за пояс брюк, под куртку. Сергей Ильич посмотрел на часы: «Ну, господа, храни нас Бог, через четыре часа Вадул-Сирет, начали».