Олег Гладов - Любовь Стратегического Назначения

— На фуя мне столько джинсов? Придумал! Сделаю джинсовую бомбу!

— Наймешь самолет и скинешь на Пентагон? Пожалуйста! — Юра схватил Ярика за щеки, — скажи «да»!

Они с Яриком захохотали, как сумасшедшие. Я представил себе множество джинсов, падающих с неба, и тоже засмеялся.

— Ты-то… — задыхаясь, просипел Юра, — ты-то чего ржешь?

— А он надышался. И теперь тоже как и мы — парень без глаз, — сказал Ярик, и они снова захохотали. Ярик упал на спину и стучал ногами по полу.

Полчаса спустя, изредка похихикивая, Юра, Ярик и я пили чай.

— Ну, чё, вспомнил что-нибудь о себе? — спросил Ярик.

— Нет, — ответил я.

— Вообще?

— Ага, — я довольно улыбался: все смеялись. Весело было. Мне нравится, когда весело. И чай сладкий.

— Может, дать ему дунуть, а? — спросил Ярик Юру. — Средство для расширения сознания номер один в мире!? А?! Миллионы людей не могут ошибаться! Прикинь: дунет — и как вспомнит, кем был раньше, а? Как зовут, например, а?

— Не надо, — строго сказал Юра. — Он и так знает, как его зовут.

— Да, — сообщил я, — Дровосек.

— Ага, — произнес Ярик, — хорошее, наверное, имя. Только я не могу называть человека таким… э-э-э мм… названием. Может лучше Дро? Старик Дро! — хлопнул он меня по плечу. — Как дела?

— Зашибись! — ответил я и улыбнулся.

— Хороший ты парень, Дро! — Ярик тоже улыбался.

— Да! — сказал Юра. — За это его, наверное, и стукнули молотком по башке.

Память — огромный пустой ангар. Тьма заполняет его осязаемыми черными чернилами. Мое маленькое отупевшее Я стоит посреди гулкого пространства, гадая о его размерах и зная, — пустота огромна. Но не безбрежна. Где-то у неё есть границы. Где-то есть стены. И моё Я медленно, нащупывая ногой каждый миллиметр пути и выставив вперёд руки, слепо движется… Вперёд? Назад? По кругу?

Где-то в этой тьме, может быть, прячутся мои воспоминанья. Как разведчики в приборах ночного виденья, бесшумно кружат они возле Я, рассматривая и не решаясь подойти. Никаких знаков — черная стерильная пустота. Если бы на полу ангара была пыль, то на ней могли бы остаться чьи-то следы… Нет ничего. Даже во тьме я это чувствую… Все ушли? Или здесь никогда никого не было? Никто не забегал сюда выкурить украдкой папиросу и случайно оставить окурок или хотя бы запах табачного дыма? Очевидно, нет…

Хотя мне кажется, что где-то высоко, под потолком, висит дюжина светильников дневного света. Многие лампы перегорели, конечно, но некоторые ещё ничего. И где-то есть рубильник. Однажды он будет включен. И тогда в далеком мерцании поднебесных стробоскопов я увижу… ЧТО? Прежде чем уйти в черную глубину без снов окончательно, я понимаю, что мои ноги замерзают (холодит бетон) и зуд в ладонях стал нестерпимым.

!!! — ледяной волной окатило моё сердце, и я чуть не задохнулся: босой, в одних трусах я стоял на кафельном полу в полутёмном коридоре, держась за стену. Только что я проваливался в сон, чувствуя сквозь дрёму неудобность подушки, и

Без всякого перехода оказался здесь. Невидимый монтажёр по указанию невидимого режиссёра взял ножницы и вырезал кусок плёнки между сценами «Герой ложится спать» и «Герой стоит в коридоре». Во время своих ночных бессонниц я набродил десятки километров, разрабатывая маршруты, чтобы не сталкиваться с медработниками и другими пациентами и беспрепятственно перемещаться по этажам. Я знал, где можно проскочить дежурную, перемахнуть пару лестничных пролётов и, пригнувшись, пробежать вдоль окон. Таких путей у меня было несколько, и сейчас, лихорадочно озираясь, я понял, что нахожусь в конце самого трудного и длинного маршрута — того, который я называл «номер три» и который вёл через всё здание вниз, к отделению интенсивной терапии.

«Ну? — мысленно спросил я у невидимого режиссёра и зачем-то посмотрел на потолок. — Дальше что?»

Сцена «герой стоит в коридоре» должна была чем-то закончиться. Я переступил с ноги на ногу, где-то было открыто далёкое окно на улицу, и я чувствовал сквозняк, холодивший ступни.

Втянув, пахнущий особо, больничный воздух, я отнял руку от стены и сделал первый шаг к двери: за ней длинный коридор с рядом тусклых лампочек. Реанимация в конце коридора направо. А налево — морг. Там хранят мёртвых. Я бесшумно переступаю по кафелю: вдоль стен стоят несколько каталок, на которых возят тяжелобольных, я такие уже видел. Сейчас они пусты. На парочке — смятые простыни в бурых пятнах. Почти всегда это кровь. Ещё одна дверь. Осторожно заглядываю — пусто… Дежурной нет…