Стефан Кларк - Франция и французы. О чем молчат путеводители

Прости, Франция. За несколькими шикарными исключениями твое одеяние, пожалуй, убийственно, убийственно классическое.

И если у французов такое чувство стиля, почему же тогда самые известные французские дома моды приглашают к себе британских модельеров, скажем Александра Маккуина и Джона Галлиано, или немцев, например Карла Лагерфельда?

В июле 2004 года глава самого крупного коммерческого телевизионного канала TF1 Патрик Ле Лэ заявил, что его программы существуют для того, чтобы продавать кока-колу. Он так и сказал в интервью, что передачи TF1 «призваны развлекать зрителей и успокаивать их между двумя рекламными блоками». Удивительно то, что, несмотря на подобный цинизм, его канал остался наиболее популярным в стране. Пожалуй, это свидетельствует о проницательности среднего французского téléspectateur [221].

Столь громадное желание продавать эфирное время для рекламных объявлений указывает на то, что в вечерние часы французское телевидение предоставляет такой же интересный и разнообразный выбор, как обувной магазин для монахинь.

В восемь часов вечера два главных канала, TF1 и TF2, передают вечерние выпуски новостей. Примерно в двадцать сорок новости заканчиваются, и начинается бесконечный показ рекламы, изредка прерываемый сообщениями о погоде, результатах лотереи и прочей ерунде. К тому времени завершают свои новостные выпуски и другие основные каналы, приступая к демонстрации большой вечерней программы. В промежутке от восьми пятидесяти или около того до половины одиннадцатого зрители, если повезет, увидят художественный, телевизионный или документальный фильм. Однако чаще их заставляют смотреть либо реалити-шоу, либо некое подобие состязания в юморе, где стареющим звездам и безмозглым ведущим вручают огромные микрофоны и велят смеяться над анекдотами, которые они рассказывают друг другу, или отрывками из старых телефильмов.

Во Франции большой ручной микрофон – это не просто фаллический символ, это знак отличия, позволяющий сказать телезрителю: «Я-то вот на TV, а ты, лапотник, нет». У французов конечно же имеются петельные микрофоны, но они, как полагают, не производят во время вечерней беседы со знаменитостью должного эффекта.

Только если вы будете размахивать серебристой штукой, по виду похожей на огурец, до зрителя дойдет, что вы телезвезда и, следовательно, априори умны, остроумны и красивы.

Французы снимают превосходные документальные фильмы (которые, разумеется, служат средством доказательства – в чем бы то ни было – собственной правоты), а также неплохие телефильмы, особенно детективы, позволяющие сохранять миф о блестящей работе полиции. С другой стороны, французские продюсеры не имеют ни малейшего понятия о том, что такое комедия положений. Да, они ставят их, но это больше положение, нежели комедия. И в основном потому, что телевидение для них не благородное средство выражения, а бледное подобие киноэкрана, нечто вроде почтовой карточки с изображением Моны Лизы. Зачем «зря расходовать» хороших авторов и актеров на такие пустяки, которым жизни ровно на один понюх табака?

Впрочем, такое отношение напоминает отношение во Франции к гамбургеру: это не благородная кухня, но французы втайне при всяком удобном случае уплетают их за обе щеки. Вот сейчас, когда я пишу эти строки, сразу по трем каналам показывают «Друзей», иногда по две-три серии кряду, желая таким образом заполнить зияющие пустоты, образовавшиеся из-за отсутствия приличных французских передач.

У французских литературных произведений самое скучное внешнее оформление, с тех пор как Моисей начертал скрижали на камне. Да и то Моисей, вероятно, выбрал для своих заповедей местечко в прохладной тени под серой скалой.

Чтобы заслужить серьезного к себе отношения, у хорошего романа должна быть простая белая обложка без всяких затей, разве что напечатанные мелким шрифтом название книги и имя автора. Допускается только бледно-желтый цвет, поскольку это совершенно безрадостный оттенок, цвет поблекших обоев в захудалом жилище стариков. Все более яркое обесценивало бы таящиеся внутри миры, которые столь важны, что печатание книги на столь низменном, непрозрачном материале, как бумага, граничит со святотатством. Бессмертные истины следовало бы вырезать на стекле, чтобы читатель мог лицезреть их во всей их ослепительной чистоте.