Юрий Горюхин: Канцелярский клей Августа Мёбиуса

Кораблик бросил якорь у кораллового острова, Гриша опустил в воду лесенку и сказал, что плавать можно ровно 45 минут, а за отдельный бакшиш хоть до Курбан-байрама.

Подводный коралловый городок казался ласковым и гуттаперчивым, как в доброй морской сказке с хорошим концом. Кругом плавали аквариумные рыбки, ползали черные ежики с длиннющими иглами, и ни одна белая акула злодея Спилберга не откусывала конечности бултыхающимся туристам.

Но все было не так уж и благостно в бесчеловечном мире дарвинских законов. Кораллы на ощупь оказались совсем не такими милыми и игрушечными, — словно слесарь шестого разряда вдруг снял заусеницы наждачной бумагой с незащищенных пальцев. Хорошо, что пухленькая девушка из Екатеринбурга еще на палубе предупредила, что смешные черные ежики очень ядовитые и ласково чесать их между иголками совсем небезопасно. Миновал хитрых ежиков и замер — какая-та странная ракушка, словно дыша, открывала и закрывала свои створки. Вдруг в эти створки свалился маленький симпатичный моллюск. Задерживаю дыхание и, толкаемый справедливым и оттого безрассудным гневом, пытаюсь освободить из плена моллюска. Створки захлопываются волчьим капканом. Указательный палец зажат зубастыми тисками хищника. Кислород в раздутых легких от страха превращается в углекислый газ. Ужас генерирует в сознании недалекое будущее, как за отдельную плату Гриша привозит японских туристов пофотографировать обглоданный скелет русского водолаза с исконно самурайских Курильских островов. Вырываю из пасти хищника палец и со всей возможной скоростью плыву на кораблик, Красный кровавый след остается висеть в воде, и наверняка его тут же почуяли акулы, барракуды, мурены, касатки и, быть может, сам Моби Дик.

Гриша осмотрел высоко поднятый палец и сказал, что по возвращении на берег всего долларов за сто-сто пятьдесят будет оказана высококвалифицированная медицинская помощь. «А как же медстраховка?» — задаю бестактный вопрос и по лицу Гриши понимаю, что тогда смертельный исход не сможет исключить никто. Ладно у пухленькой из Екатеринбурга нашлись в косметичке ватка с йодом, и родная Федерация, и так каждый год убывающая в количестве, не потеряла еще одного своего члена.

Гриша на глаз прикинул, сколько человек на корабле, поднял лесенку, и корабль повез туристов-подводников к следующему острову. У следующего острова на дне лежал остов утонувшего кораблика, вокруг которого плавали аквалангисты с еще не утонувшего кораблика и, наверное, искали осколки айсберга и личные вещи, выпавшие из карманов Леонардо Ди Каприо.

Большая стальная бочка медленно проплыла мимо аквалангистов, выяснилось, что это подводная лодка, в которой сидят два десятка туристов и разглядывают через иллюминаторы, как свободные от удушливого заточения отдыхающие ныряют, кувыркаются и резвятся в прозрачной воде.

На последнем, перед отплытием на Большую землю, острове был разбит пляж и несколько баров. По пляжу перемещались темпераментные молодые люди и предлагали бесплатный массаж аппетитным девушкам и очень не бесплатное пиво их френдам, девушки на массаж охотно соглашались, их френды неохотно и кисло покупали кислое египетское пиво и тянули его в тенечке декоративных хижин. «Не вреден ли массаж после морской воды?» — зачем-то спросила пухленькая. «Вреден», — зачем-то раздраженно соврал я.

Прошли сутки, сонливое лежание у накатывающих на берег волн восстановило силы для дальнейшего отдыха, поэтому, когда черной египетской ночью опять зазвонил телефон и портье сообщил, что пора в Каир смотреть пирамиды, это почти не вызвало отрицательных эмоций. Опять выдали сухой паек и повезли в длинной колонне обгоняющих друг друга автобусов.

Верткий парень сказал, что он гид Али. «Али?!» — хором переспросил весь автобус. «Мохамед Али», — подтвердил Али. Али с Мохамедами менялись до самого Каира, сообщали географические и этнографические данные о своей стране и снова менялись, превращаясь в мутный, расплывчатый образ, который некоторые женщины со среднерусской возвышенности принимали за мираж.

Каир был громаден, многолюден и чрезвычайно шумен. Автобус, протяжно просигналив, притормозил около Национального музея, охранники с пристрастием всех обыскали и на полчаса запустили к культурному наследию. Сначала грустно постояли у стеклянного параллелепипеда, в котором лежал засушенный мальчик, явно замученный несколько тысячелетий назад тамошними эксплуататорами до такого жалкого состояния. Оказалось, печалились зря: под стеклом лежал злодей фараон, лишенный разбойниками сотен поколений золотых знаков отличия.