Хосе Сампедро - Река, что нас несет

— Немного голова закружилась, — сказал он, прижимаясь к груди Ньевес, будто маленький ребенок, когда хочет, чтобы его приласкали. — Ничего, уже все прошло.

— Ты должен быть сильным, здоровым, — ответила Ньевес, склонив к нему голову. — Разве ты не знаешь, что я ждала тебя? Я чувствовала, что ты придешь, я этого очень хотела… Если бы ты знал, как я тебя ждала! Ведь у меня не жизнь, а пытка! Сущая пытка!

В голосе Ньевес послышались слезы. Белобрысый еще крепче обнял ее и вдруг вспомнил.

— Но ведь пришел он, а не я, — с тоской произнес он, глядя, как старуха разглаживает простыни и аккуратно заправляет их под матрац.

— Ну и что же? — ответила ему Ньевес. — Я ждала тебя! Тебя, мой ягненочек!

— Но пришел-то он, и, пока я лежал без сознания, вы…

Ньевес высвободилась из его объятий и бросила на него обиженный взгляд.

— С этим стариком? Да ты спятил! За кого ты меня принимаешь?

У нее выступили слезы. Она отпрянула от Белобрысого, пересела на соседний стул и, достав носовой платок, поднесла его к глазам.

— Ты здесь, Ньевес? — снова окликнула ее старуха, ужо застелившая постель. — Или спустилась вниз?

Вытянув перед собой руки, она на ощупь пошла к двери. Немного спустя послышался скрип деревянных ступенек, по которым старуха сходила на первый этаж.

Белобрысый был в замешательстве. Он ни на минуту не сомневался в победе Сухопарого! Но эта чистая, белая, как цветок, женщина…

Он встал со стула и припал к ее ногам. Она оттолкнула его.

— Оставь меня, отойди… Я не хочу, чтобы ты видел мои слезы… Можешь уходить… Все вы мужчины одинаковы!

— Прости, прости меня, Ньевес… Этот Сухопарый… Он предал меня, понимаешь? Если бы все было по-честному, то не он, а я пробил бы ему башку… Но ему всегда везло с женщинами…

— Может быть, с другими… Но ведь я не такая, неужели ты не видишь?

— Я это сразу увидел, Ньевес, я знал. Я ему сразу сказал в то утро, разве ты не слышала?

Лицо ее озарила улыбка.

— Да, я слышала: ты говорил, что я не для него… С этой минуты ты мне и полюбился. Ты не такой, как он. Но как ты мог сказать сейчас…

Белобрысый снова обнял ее.

— Это я от ревности, от злости. Я совсем потерял голову… Или ты думаешь, я не способен на это?

Ньевес тоже обняла его.

— От ревности… ты, мой ягненочек? К кому? Из-за чего? Я твоя с первой же минуты, как увидела тебя!

К груди Белобрысого прихлынула горячая волна. Он крепко прижал Ньевес к себе, поцеловал, рывком расстегнул платье, растрепал волосы, расцарапал плечо. Он тяжело дышал, шептал бессвязные ласковые слова, рычал… Горечь, злоба, ревность — все было забыто. В нем пробудился мужчина — уже не на словах, а на деле… Ньевес счастливо вздохнула в его объятиях, засмеялась, стала отбиваться. Наконец ей удалось высвободиться.

— Нет, нет, не сейчас… Потом, когда мы оба успокоимся.

Она с трудом вырвалась из его рук. Белобрысый преследовал ее до середины лестницы, но увидел старуху, сидевшую у очага возле двери, открытой во двор. Ньевес велела ему оставаться наверху, куда никто не поднимался, кроме свекрови. Он стоял в полутьме на верхних ступеньках и смотрел сквозь железные прутья лестницы, как женщина снует по кухне, занятая домашними делами. Время от времени она поглядывала на лестницу и, увидев там Белобрысого, готового в любую минуту скрыться, если покажется посторонний, шутливо грозила ему пальцем.

Какая женщина! Даже черноглазая стройная Паула не сравнится с этой белокожей упругой красавицей! Какая женщина досталась ему! В висках у него стучало от нетерпения. К тому же чиста, как цветок, не из тех, кто составил славу Сухопарому.

И тут он увидел, что Ньвес поднимается по лестнице с подносом в руках. Она несла ему ветчину, нарезанную ломтиками, большой кусок хлеба, стаканчик с желтком и небольшой кувшин вина.

— Ты все еще здесь, сумасшедший! — ласково пожурила она его, не в силах увернуться от его объятий, — А вдруг у тебя снова закружится голова?

— Я уже крепок, как скала, — ответил он, следуя за ней в спальню. — У меня голова кружится, только когда ты рядом.

— Иди, иди, поешь, ведь ты голоден.

— Я по тебе изголодался, — проговорил он, обнимая ее, притянул к себе и, заглянув ей в глаза, закрыл смеющийся рот поцелуем…

Женщина снова выскользнула, — легкая и проворная, несмотря на свою полноту, — юркнула за дверь и заперла ее снаружи. Белобрысый приник к створке и постучал. Послышался нежный голос:

— С тобой иначе нельзя, придется взять тебя в плен.