Хосе Сампедро - Река, что нас несет

Антонио прошел под воротами с двумя колоннами белого камня и пересек патио, от которого уходил вбок еще один внутренний двор. Паула ждала его у входа в помещение, где сквозь местами провалившийся пол виднелись горловины больших, выше человеческого роста глиняных кувшинов. Очевидно, они стояли в подвале, а отсюда в них наливали масло. Паула еще не успела ничего сказать, как послышались чьи-то твердые шаги.

— Кто идет? — окликнул Антонио, загораживая собой Паулу.

— Не стреляй, дружище, — шутка Американца прозвучала невесело. Подойдя ближе, он спросил: — Что все это значит?

Паула опустила голову. Антонио, напротив, гордо поднял свою и ответил:

— Это наше дело.

— Нет, дружище, — возразил Американец. — Наше , — он сделал ударение на этом слове. — Не получи я сегодня утром урока, я сказал бы, что это дело мое и твое… Разве так держат слово мужчины?

— Франсиско! — взмолилась Паула.

— С каких же нор ты нас обманываешь?

Паула стремительно подошла к нему.

— Между нами ничего не было, Франсиско, — сказала она твердо. — Посмотри мне в глаза: ничего не было.

При виде ее бледного лица, поднятого кверху, Американец смягчился.

— У тебя слишком черные глаза, в них ничего не разглядишь. Но я слышу твой голос и, хотя вижу совсем другое, все еще верю тебе и надеюсь, что ты не умеешь лицемерить… Но, голубушка, — и голос его зазвучал строже, — почему ты ничего мне не сказала? Ведь я относился к тебе, как к родной дочери. Почему? Неужели я не заслужил твоего доверия?

Девушка всхлипнула.

— Я хотела, Франсиско, хотела… но не могла решиться. Я знала, что ты хорошо ко мне относишься. Но все-таки ты мужчина н… я не посмела.

Американец молчал. Эта девушка слишком глубоко проникла в его сердце, и теперь, после утреннего происшествия, которое доказало, что он еще не научился владеть своими чувствами, разве мог он знать, как поведет себя в следующую минуту. Молчание его затянулось.

— Почему я должна приносить всем несчастье? Почему? — простонала Паула.

— Ну, ну… — пытался ее успокоить Американец. — Это же опасно, это безумие. Один бог ведает, что произойдет, если артель узнает… Не будь мы так близко к цели, я бы велел тебе уйти. Но если ты останешься, упаси вас бог видеться, даже разговаривать, понятно? Не делайте ничего, что могло бы навлечь на вас хоть малейшее подозрение… Тебе ясно, парень? И запомни, теперь ты не обещаешь всем, ты дашь слово мне одному!

— Да, вожак, клянусь… И простите…

Американец пожал плечами. Он понимал Антонио.

Мужчины решили, что вернутся в лагерь вдвоем, чтобы никто ничего не заподозрил. Паула же последует за ними немного погодя, переждав в развалинах.

Так они и сделали. Но не успела Паула пройти и нескольких шагов, как откуда-то покатился булыжник. Она подняла голову и ужаснулась. На фоне неба, на стоне старого сеновала, расположенного над конюшнями, вырисовывалась обезьяноподобная фигура Дамасо.

— Не пугайся, голубка, — прозвучал его резкий голос. — Это я. Хе! Самый распрекрасный из всех!

Паула только подумала о том, что надо бежать, а он уже спрыгнул вниз и преградил ей путь к выходу.

— Я видел, как вы с ним упорхнули, — продолжал он, — и решил, что настала пора потолковать с твоим невежей… Но меня опередил Американец. А он у нас чересчур добренький, — последнее слово Дамасо произнес брезгливо, — и ничего вам не было. Парочка милуется, а сплавщики с носом…

Паула в отчаянии искала какой-нибудь выход, лазейку.

— Ну, теперь-то здесь кое-что произойдет мне на потеху. Другие пусть сами ищут себе голубок… Ну, голубушка, не чешись.

— Ради твоей матери, Дамасо! — взмолилась Паула, но он по-прежнему наступал на нее.

— Я и ведать-то ее не ведал… Да… Меня подкинули к дверям церкви, ты разве не знала? Какая-то тетка подобрала, а вскормила коза. Хе! Так и рос. То в один дом подкинут, то в другой. А как ходить научился, все сам. Один!.. Вот какую шутку сыграла со мной жизнь! Хе! Чем только она меня ни пугала, чтобы я ничего не боялся! Ну, тебе-то бояться нечего; что я сейчас сделаю с тобой, я умею совсем неплохо.

Паула почувствовала, как ее спина уперлась в стену. Сунув руку за пазуху, она выхватила наваху и крикнула:

— Придется убить тебя!

Однако Дамасо успел схватить се руку и выкручивал до тех пор, пока нож не упал на пол. Тогда он сжал девушку в своих объятиях. Паула окаменела, глядя в похотливое лицо, поднятое к ней. Борода щекотала ей шею.

— Это я тебя убью, так, самую малость… Хе! А потом ты воскреснешь. — И вдруг, взбешенный ее сопротивлением, он изрыгнул, обдавая ее жарким дыханием: — Черт возьми, что, от тебя убудет? Был же у тебя ребенок!