Альфредо Конде - Лукуми

Октябрята. Организация «детей октября». Было очевидно, что его кубинский эквивалент я уже проскочил. Каким образом я незаметно преодолел этот этап, я так и не узнал, хотя можно предположить, что на меня просто не обращали никакого внимания до того момента, пока я сам не заявил о себе, о чем я вам уже поведал. Однако этот мой решительный шаг был лишь одним из многих, пусть и весьма заметным, напоминавшим па в пасодобле или пас тореадора в корриде, не зря же я сын испанца и танцовщицы. Но тогда я еще не знал, куда в конечном итоге заведет меня сей пас. Даже и теперь у меня все еще остаются сомнения на этот счет. А потому не знаю, радоваться мне или печалиться. Тем не менее, интуитивно я осознал, что следует сделать соответствующие выводы и стараться оказаться в нужном месте в нужный час и во всех остальных случаях, которые предоставит мне будущая жизнь. Так я и пытаюсь всегда поступать с того памятного дня, который в конечном итоге представляется мне прекрасным. И я всегда буду стараться узнать все, чего не знал прежде.

Итак, когда советским детям исполнялось восемь лет, им на грудь, рядом с сердцем прикрепляли значок в форме красной пятиконечной звезды, в центре которого была фотография Ленина в детском возрасте. Эта фотография обладала волшебной силой. Она превращала ребенка в октябренка, особое существо. Начиная с этого момента, отмеченный таким образом ребенок должен был учиться больше и лучше. И еще он должен был заниматься общественной работой, дабы соответствовать различного рода предписаниям, возносящим его на сию высоту. Нет сомнения, что манипулирование людьми и протекционизм бытуют во многих местах нашей планеты, не только на маленькой, влажной и зеленой земле моего отца. В некоторых странах они становятся частью государственной системы. Мне об этом уже было кое-что известно.

Обо всем этом меня проинформировал ответственный работник моего нового учебного заведения, как только я туда попал. И сделал он это с видом явного превосходства, в очень неприятной для меня форме и с очевидным высокомерием, природу которого мне удалось распознать несколько позже. И еще с неким дальним прицелом, который я не вполне тогда оценил. Он обладал весьма изящными, я бы даже сказал, изысканными манерами, и это заставило меня предположить, что он родом из какого-нибудь влиятельного в прежние времена белого семейства и хорошо осознает свое расовое превосходство.

— Ты призван к великим целям, — заметил он.

Он говорил, устремив взгляд в небо и любовно вслушиваясь в собственную речь. Итак, он продолжал:

— Напомню тебе, что такой мужественный и героический человек, как генерал Кинтин Бандерас, герой Войны за Независимость, после ее окончания оказался без работы, и когда он попросил помощи у президента Республики, тот предложил ему пять песо и место почтальона, — важно сказал он мне.

— Я знаю.

Я сказал ему только это, но мне было известно, что с великим Бандерасом поступили так из-за цвета кожи. Однако я предпочел благоразумно не затрагивать сию тему и вместо этого сделал глубокий вдох, выпятил грудь и заговорил неторопливо, почти по слогам:

— Но затем в 1906 году он поднял восстание, — привел я известный мне факт, одновременно выдыхая весь набранный в легкие воздух.

— Да, это так, все верно, — признал мой собеседник, — но он погиб в бою, и позднее его тело было изрублено мачете и перевезено в шарабане в военный лагерь, — заключил он, демонстрируя свою информированность и ощущая себя абсолютным победителем в нашей первой встрече, полагая, что поставил меня на место.

Последнее мне действительно было неизвестно, я не знал, что тело генерала четвертовали, дабы унизить его честь солдата, а затем перевезли останки не на артиллерийском лафете, а в обычном шарабане. Это сделали лишь потому, что он был негром. Я решил обсудить это с дядей, чтобы понять, кто все-таки смеется последним, и смог убедиться, что бывают случаи, когда тот, кто смеется первым, смеется дважды. Раньше я думал, что революция всесильна, она может все, и мысль о том, что существуют и иные ценности, стоящие выше, значительно поубавило во мне доблестный дух пионера, недавно допущенного к алтарю. Всегда существует связь между причиной и следствием.

Мой дядя, прекрасно понимавший что к чему в идеологическом плане, на этот раз воздержался от каких бы то ни было комментариев, и тот самодовольный тип мог продолжать наставлять меня, пробуждая во мне европеизированное тщеславие, возможно, догадываясь о том, какую роль в моем самоощущении сыграет в дальнейшем моя галисийская кровь, постепенно оттеснившая внутри меня другую, черную, которая, судя по всему, ему была не по душе.