Федерико Андахази - Книга запретных наслаждений

Гутенберг тоже провел ночь без сна, однако совсем по другим причинам. В предстоящий день ему следовало справиться с тремя безотлагательными задачами: рано утром он должен был показать Андреасу Хайлманну, как продвигается дело с реликвиями; в полдень он договорился забрать пресс из мастерской Конрада Заспаха, а в пять часов вечера — исполнить все требования по договору с Густавом фон дер Изерн Тюре, то есть жениться на Эннелин. Из всех этих обещаний Гутенберга больше всего беспокоила встреча с Хайлманном: в этом случае он просто опасался за свою жизнь.

Всю ночь Иоганн трудился над приспособлением, в котором удалось бы запечатлеть образы реликвий во время паломничества в базилику Акисгран — как он и обещал поставщику бумаги, — и теперь у него просто не было пути назад. При этом новое изобретение должно быть выполнено с использованием материала, в котором Гутенберг нуждался для осуществления своего тайного проекта, — то есть бумаги. Если у Гутенберга что-то и имелось в избытке помимо долгов, так это изобретательность. В долгие часы, отделявшие закат от зари, Иоганн выдумал любопытнейшее приспособление, проверить которое он мог только при солнечном свете. На первый взгляд это было обыкновенное ручное зеркальце, однако — если все выйдет так, как задумано, — это ничем не примечательное зеркало сможет чудесным образом показывать голову святого Иоанна Крестителя уже и по окончании процессии, на которой представляют плат, покрывавший эту голову после усекновения. Вот только времени изобретателю не хватало: Иоганну не оставалось ничего другого, кроме как произвести первое испытание под суровым взглядом Хайлманна.

Отполировав зеркало, Гутенберг покрыл его тонким слоем гуммиарабика, растворенного в составе, который придавал этому слою прочность, так что его можно было легко отделить от поверхности, не повредив. Проделав эту последнюю операцию, Гутенберг спрятал зеркало под одеждой, выбрался из своей мастерской в руинах монастыря Святого Арбогаста и понесся вниз по склону, словно за ним по пятам гнался сам дьявол.

В назначенный час запыхавшийся, потный Гутенберг вбежал на фабрику Андреаса Хайлманна.

— Какая приятная, встреча, — приветствовал его Андреас. — Я уж опасался, что мне придется вмешаться в ход бракосочетания, дабы забрать свой должок в момент передачи приданого.

Иоганн знал, что Хайлманн вполне способен на подобное.

— Я надеюсь, ты принес кое-что побольше пустых слов, — продолжал фабрикант.

— Ну конечно, и я не могу терять ни минуты, — ответил Гутенберг, отчасти чтобы придать побольше важности своей персоне, отчасти говоря чистую правду.

Андреас, всерьез заинтересованный, пригласил Гутенберга в отдельный кабинет. И тогда Гутенберг с ловкостью площадного чародея приступил к своему номеру; Андреас, казалось, развлекался представлением, удобно расположившись в кресле. Стоя посреди кабинета, гравер из Майнца извлек из складок одежды сверток туго замотанной ткани. Вытянув руки вперед, он, как фокусник, принялся разматывать слой за слоем. И фабрикант с изумлением увидел перед собой плат Иоанна Крестителя — тот самый, которым обернули голову святого и на котором чудесным образом запечатлелся его лик.

— Он что, настоящий? — наивно спросил мастер бумажных дел.

— А тот, что хранится в базилике Акисгран, — он настоящий? — загадочно вопросил Гутенберг в ответ.

Хитрец не посчитал нужным объяснять своему сообщнику, что целую ночь выписывал лик Крестителя на этой тряпице. В принципе это была лишь мелкая подробность; по-настоящему чудесная часть представления еще не началась. Гутенберг попросил Андреаса держать плат двумя руками над головой, как делает священник во время процессии. Ошарашенный фабрикант повиновался с детской покорностью. И тогда Гутенберг вытащил из мешочка свое зеркало и направил его поверхность, покрытую матовой пленкой, на полотно. На несколько секунд двое мужчин застыли в этих странных позах.

— Можешь опускать платок, — скомандовал Иоганн и сам опустил зеркало.

А потом Гутенберг передал свое изделие Хайлманну и предложил ему снять слой гуммиарабика. Пленка легко отделилась от зеркальной поверхности.

— Что ты видишь в зеркале? — спросил Иоганн.

Андреас вгляделся и ответил полным разочарования голосом:

— Кроме моей дурацкой рожи — ничего.

— Ты уверен? Может, тебе стоит подойти к окну и присмотреться получше?

— Ну хватит! Ты балаганный шут, но не надо держать меня за идиота!