Федерико Андахази - Книга запретных наслаждений

Копия, хранившаяся в библиотеке Страсбурга, чудесным образом приближалась к совершенству — не по роскошному переплету, не по яркости буквиц, а по своей изумительной каллиграфии. Гутенберг умел различать почерки всех переписчиков с монетного двора, потому что, как и следовало ожидать, у каждого из них имелись свои особенности. Однако эта Библия для Иоганна являлась уникальной именно в силу полного отличия характерных черт — для него она содержала платоновскую суть книги, идею книги как таковую. То была буква в первозданном виде. Неслучайно создатель этой чудесной Библии почитался одним из лучших каллиграфов в мире. И это был преподобный Зигфрид из Магунции.

В одно ничем не примечательное утро Гутенберг после бессонной ночи в монастыре пришел в управу бургомистра с ясной идеей и темными помыслами. От чиновников, видевших, как он вошел, не укрылось, что этот невеселый человек омрачен больше обычного: он выглядел бледнее, чем всегда, с потерянным взглядом вышагивал из стороны в сторону и нигде не находил покоя. Когда Гутенберг садился за рабочий стол, рука его замирала в воздухе, сжимая бесполезное долото; глаза его блуждали в некой смутной области универсума. Потом он неожиданно приходил в себя и вертел головой по сторонам, точно опасаясь, что кто-нибудь проникнет в его мысли. Гутенберг перескакивал от рассеянности к возбуждению, от тремора к мертвенному спокойствию. Подчиненные не отваживались с ним заговаривать; когда Иоганну казалось, что за ним наблюдают, он озирался так яростно, что его предпочитали оставить в покое.

И вот когда Гутенберг заметил, что рядом с ним никого нет, он по-кошачьи скользнул к лестнице, ведущей в библиотеку. Он ухватился за перила, чтобы облегчить свой вес, и поднялся по ступенькам бесшумно. Таким образом, Гутенберг добрался до просторного зала наверху; когда он уже был готов броситься к высоким дверям архива, то увидел старого библиотекаря, который вошел в архив и тотчас закрыл за собой двери. Обычно этот старый прислужник просто дремал на стуле, свесив голову на грудь. К тому же он был глух как пробка, да и зоркость его глаз осталась где-то в далеком прошлом. Впрочем, библиотекарь прекрасно обходился и без этих качеств: никто лучше его не знал, в каком порядке стояли на полках этого огромного зала бессчетные архивы, документы и книги. Когда у него заказывали какую-нибудь рукопись, старик не раздумывал ни секунды — он, не колеблясь, подходил к нужному месту, протягивал руку, снимал с полки указанную книгу, вручал ее просителю и возвращался на свой стул.

Ни одна книга ни при каких обстоятельствах не могла покинуть библиотеку, ни один человек, какой бы властью он ни был облечен, не мог вынести рукопись из этих стен — будь то бургомистр, король или его святейшество Папа Римский. Внутри архива ни один смертный не мог воспротивиться власти старого библиотекаря. Гутенберг выжидал, притаившись за колонной, чтобы старик занял свое привычное место на стуле и задремал. Он еле слышно приблизился к порогу, приложил ухо к двери и услышал посапывание библиотекаря. Осторожно повернув дверную ручку, Гутенберг улыбнулся: дверь, по счастью, не была заперта на замок. Он легонько толкнул одну из створок и, словно тень, просочился внутрь, оставив дверь полуоткрытой, чтобы лишний раз не шуметь.

Старик, по своему обыкновению, крепко спал. Сердце Гутенберга стучало как барабан, он на цыпочках прокрался к полке, на которой хранилась Библия, — прямо над головой библиотекаря. К ужасу грабителя, книга стояла намного выше, чем ему помнилось. Он поднял руку, вытянул кончики пальцев, но так и не смог до нее дотянуться. Наверное, здесь может помочь осторожный прыжок, решил Гутенберг. Это было очень рискованное движение — ведь пришлось бы перегнуться через плечо спящего. Иоганн согнул колени, изготовился прыгать, но потерял равновесие и пошатнулся под тяжестью собственного тела. Гутенберг едва не обрушился на прислужника, но счастливый случай распорядился так, что Иоганну удалось ухватиться за стеллаж и устоять на ногах. Вот только пола его куртки скользнула по щеке старика. Гутенберг замер и в ужасе смотрел, как библиотекарь трясет головой и подносит руку к пухлой щеке, отгоняя несуществующую муху. Иоганн все-таки разбудил старика — тот просто не пожелал раскрыть глаза.

Незваный посетитель совсем разнервничался — он боялся, что биение его сердца разнесется по всему залу. Он замер и перестал дышать, пока снова не услышал громкий храп. И тогда Иоганн предпринял еще более рискованный маневр: он поставил ногу на нижнюю полку, рукой зацепился наверху и вот наконец завис над библиотекарем и протянул правую руку к Библии. Опускался Гутенберг с неменьшей осторожностью; когда обе его ноги упрочились на полу, он вздохнул с облегчением. И тогда по залу пролетел мощный порыв ветра. Иоганн с ужасом увидел, что дверь, которую он оставил открытой, начала закрываться так резко, что хлопка было не миновать. Гутенберг бросился к ней плавными скачками — так выступает голенастая птица, и вот в тот самый момент, когда дверь была готова захлопнуться, Гутенберг вытянулся изо всех сил и сумел избежать стука, просунув между двумя створками бесценную Библию. Все так же балансируя на растянутых ногах, Иоганн перекрестился: он возблагодарил Бога и при этом извинился перед Ним за то, что употребил Его Книгу столь вульгарным образом. А библиотекарь продолжал спать.