Федерико Андахази: Книга запретных наслаждений

Такое одинокое омовение отчасти возвращало Зельде спокойствие, которого она лишалась, когда на город опускалась ночь со своей завесой темного тумана. Вот женщина снова смочила платок, и вдруг ей послышалось тихое поскрипывание где-то в алькове. Зельда повертела головой из стороны в сторону — все было на своих местах. Возможно, успокаивала она себя, это капли воды падают в фарфоровую лохань. Она снова смочила платок и теперь уже ясно различила на блестящей поверхности лохани отражение какой-то фигуры, проглядывавшей из-за занавесей алькова. Зельда оцепенела. Она не осмеливалась обернуться. В ее комнате кто-то был. Только теперь Зельда поняла, что сама загнала себя в ловушку. Она оказалась взаперти. У нее не было ни времени, ни преимущества в расстоянии, чтобы открыть щеколду на двери или поднять задвижку на окне; чужаку стоило только протянуть руку. Пока Зельда лихорадочно размышляла, как выбраться из комнаты, отраженная фигура пришла в движение и подняла правую руку. Зельда все понимала. К великому своему несчастью, она этого ожидала. Выбор пал на нее. Этот силуэт, сотканный как будто из того же темного, холодного и молчаливого тумана, все время за ней наблюдал. Зельда бросила платок в лохань и попыталась встать. Но было уже поздно. Незнакомец крепкой рукой обхватил ее сзади, а другой рукой зажал рот.

Пытаясь освободиться, женщина краем глаза разглядела черный капюшон, прикрывавший голову нападающего, а в правой руке, теперь вскинутой, страшный сверкающий скальпель. Одним движением, быстрым и точным, ночной гость засунул в рот Зельде тот самый платок, которым она совсем недавно отирала свое тело. Длинные ловкие пальцы проталкивали платок все дальше в горло, пока ткань не заткнула трахею. Женщина пыталась глотнуть хоть немного воздуха, но мокрый хлопок оказался непреодолимой преградой. Человек в капюшоне теперь просто держал ее за руки, чтобы она не вытащила платок и не произнесла ни звука. Оставалось только ждать, когда женщина задохнется. Тело ее само решило избавиться от преграды с помощью рвоты. Недавний ужин Зельды поднялся из желудка к горлу, но, натолкнувшись на платок, рванулся обратно и наполнил легкие. Из-за нехватки воздуха розовая кожа Зельды сделалась фиолетовой. На лице проститутки застыл ужас: глаза выкатились из орбит, открытый рот был как слепок паники и отчаяния. Ночной гость, с ног до головы закутанный в черный балахон, горящими глазами смотрел на кожу своей жертвы — он тяжело дышал, заходясь в пароксизме наслаждения. Жизнь до сих пор теплилась в Зельде, вот только двигаться она уже не могла. И тогда злодей заторопился доделать свое дело, прежде чем кто-нибудь постучит в дверь. Зельда чувствовала своим еще теплым, трепещущим телом, как человек в балахоне погружает скальпель в основание ее шеи и ведет прямой разрез до самого лобка. У него не было намерения убивать женщину сразу — сначала он собирался содрать с нее кожу. Зельда in pectore[2] В глубине души, беззвучно (лат.). молила Господа, чтобы Он забрал ее к себе как можно скорее. Злодей отличался невиданным мастерством. В его руке скальпель был как перышко для письма. Такое умение свойственно только самым утонченным профессионалам. Работа его ничуть не напоминала грубое ремесло мясника. Сделав первый разрез, он принялся отделять кожу от плоти осторожными движениями, так что покров нигде не рвался. Все было проделано быстро и аккуратно, и вот он уже снял с Зельды всю кожу единым куском, точно плащ. Женщина умерла именно в тот миг, когда страшная работа была завершена, — убийца не избавил Зельду ни от единой секунды страданий. И вот черная фигура, сотканная из тумана, развернула снятую кожу и прижала к себе, точно любимого человека после долгой разлуки. Это могло бы выглядеть даже красиво: убийца в балахоне, из-под которого нигде не проглядывало тело, стискивает кожаный лоскут в форме женщины, покинутой своим телом, — как будто злодей хотел облачиться в женскую кожу. Так простоял он долго, но вот наконец скатал кожу, засунул сверток в сумку, отпер дверь и, словно привидение, исчез таким же загадочным образом, как и появился в комнате.

Рассвет разогнал ночную дымку. Лучи утреннего солнца проникали сквозь витражи собора; внутри начиналось первое слушание по делу о трех величайших фальсификаторах, которых только знала Священная Римская империя. Этих людей арестовали, когда они пытались продать поддельные книги, которые изготавливали — с большим талантом на злоумышления — в мрачных руинах аббатства Святого Арбогаста, что в предместьях Страсбурга.