Встал Саад. Ему плохо спалось. Когда выполню все мои задания, повторял он, тогда и высплюсь. Он поставил на огонь чай и присел на корточках рядом с шейхом Абдуллой. Для бедной событиями ночи хватило двух фраз. Он, конечно же, радуется возвращению, свиданию с близкими, спросил шейх Абдулла. Радуется, очень радуется, но эта радость преходяща. Зачем такие мрачные слова, Саад? Я счастлив, несколько недель, а потом вновь беспокоен, я придумываю, будто дела зовут и нужно уезжать. Я знаю, сказал шейх Абдулла, счастье дороги. Да, дорога, ее ничем не заменишь. Невзирая на невзгоды, но она заставляет сердце учащенно биться. Мы всадники между двух рубежей, и наша судьба — приходить и уезжать. И наши долгие надежды, добавил шейх Абдулла, вытягиваются над нашей краткой жизнью. Завтра, если так решит высочайший и славный Бог, я буду дома, но перед тобой, шейх, лежит еще длинная дорога. Я завидую тебе. Еще рано, не хочешь ли прилечь, я покараулю.
В дремоте шейх Абдулла думал о зеленом куполе. Проснувшись, он ощутил вокруг предотъездное настроение. А когда открыл глаза, то обнаружил Мохаммеда с его кармазиново-красным хамайлом в руках. Он пока не успел в него заглянуть. Почувствовав на себе взгляд, Мохаммед медленно оглянулся. Они смотрели друг на друга. Захваченный врасплох, Мохаммед попытался что-то, заикаясь, объяснить. Я не нашел свою священную книгу сегодня утром, для молитвы, и был не очень уверен в одной строке. Какая сура, мой юный друг, может, я помогу? Сура о взаимном обманывании. Шестьдесят четвертая. Почему ты считаешь суры? У нас в Индии так принято, мы любим числа, в конце концов, именно мы их придумали. Действительно. Какую строку ты не можешь вспомнить? В тот день, когда Он вас соберет для дня собрания, это — день взаимного обманывания , так она начинается. Ты хочешь знать продолжение? Нет, это я знаю, но в следующей строфе я не совсем уверен, ее я хотел прочитать, простите, что не спросил вашего разрешения, вы еще спали. И не нужно, Мохаммед, это делает тебе честь, что ты пожелал немедленно устранить свою незнание. Я скажу тебе ее, эту строку, которую ты не мог вспомнить. Лучше из уст друга, чем с листа, не правда ли? А те, которые не уверовали, и считали ложью Наши знамения, — это обитатели огня, вечно пребывающие в нем. И скверно это возвращение! Правильно, да возблагодарит вас Бог, как только мог я позабыть? Не печалься. Ты очень добросовестен. Подай-ка мой хамайл. Нам надо собирать вещи. Караван вскоре тронется в дорогу.
* * * * *
В месяц джумада аль-ахира года 1273
Да явит нам Бог свою милость и покровительство
Губернатор: Может, он шпионил на какую-то другую власть?
Шериф: Вы строите слишком много догадок.
Губернатор: Но почему его так мало чествуют в его родной стране? Почему он не поспешил домой сразу после хаджа, а, как вы знаете, провел еще месяцы в Каире?
Шериф: Кому же он мог служить?
Губернатор: Французам.
Шериф: Вы полагаете, британцы распространили слух, будто он христианин, чтобы отомстить ему?
Кади: Что, однако, может быть и правдой.
Шериф: Или ложью для разоблачения двойного агента.
Губернатор: Он провел в наших краях достаточно времени, чтобы разработать планы для ослабления наших позиций в Хиджазе.
Кади: Но какую же выгоду это может сулить французам?
Губернатор: Мне нужно вам объяснять? Мекканские шерифы — мастера переменчивых альянсов. Они настраивают друг против друга Каир и Стамбул, ищут союзников повсюду, даже в Йемене. Что помешает французам сплести интригу вместе с шерифом, чтобы натравить саудов на султана, а султана — на британцев? В конечном итоге шериф единолично будет править Меккой, да возвысит ее Бог, при поддержке своих новых друзей — французов.
Шериф: Неужели вы хотите обвинить меня в предательстве? Я этого не потерплю. Я заверяю, что моя преданность находится вне всякого сомнения.
Кади: Вам следует брать пример с вашего отца. Рассказывают, что это был гордый человек. Который не стал бы ни перед кем заискивать. Как и подобает управителю главных святынь.
Шериф: Он был героем, защитником веры. Я осознаю свою обязанность.
Губернатор: И какую же из тех многочисленных обязанностей, которые ваш род себе приписывает, вы имеете сейчас в виду? Обязанность политической практичности? Вы думаете, мы упустили из вида ваши тесные дружеские узы с французским консулом в Джидде? Возможно он втерся к вам в доверие и льстиво пообещал, что вам достанется в будущем важная политическая роль?
Читать дальше