Илия Троянов - Собиратель миров

— Выпил, наверное, слишком много бананового пива.

— Слишком много, о да, чересчур много, красивая история, и из нее вылупилась одна мысль, и всем нам эта мысль показалась замечательной. Мы выдумаем наши собственные названия и передадим их мзунгу, он отвезет наши названия в свою страну, мы дадим такие имена, которые будут смеяться над человеком, который их прочтет, не понимая, что над ним издеваются, имена вроде Великое-Изливание-Мочевого-Пузыря для озера, около которого мы выпили много бананового пива. Эта была прекрасная мысль. И мы тотчас же воплотили ее в дело, мы придумывали имена, продолжая пить банановое пиво, и уже на следующий день наши имена забрались в книгу бваны Спика. Как называется эта река у местных людей? Спросил он меня, и я ответил: люди вакереве называют ее Обезьяна-Со-Вшами. А когда он спросил, какое название у холма, я ответил: этот холм называется у людей вакереве Позади-Толстого-Соска. А когда он поинтересовался, есть ли название у ущелья, я ответил: это ущелье люди вакереве называют Куда-Вторгается-Мужчина-И-Откуда-Выходит-Младенец. Не смотри на меня с таким ужасом, баба Квуддус, это были грубые шутки, я согласен, но не грубей, чем шутка, которой развлекался бвана Спик, захватывая весь мир своими собственными названиями. А если я шепчу, то не от стыда за эти шутки, а потому, что на первом этаже кое-кто нас подслушивает, кому эта история тоже не нравится. Ах, подождите, я еще кое-что забыл, самое прекрасное, название двух холмов, очень похожих друг на друга, имя которых, как вы, наверное, уже догадались, на языке людей вакереве звучит Сиськи-Жирного-Короля. Мы радовались нашей шутке и опять позабыли ее, до второго путешествия, тем временем Хамид, мой первенец, уже мог стоять на ногах. Когда бвана Спик показал мне карты, которые для него нарисовали в его стране, он прочел мне названия тех мест, которые мы вместе с ним видели. Я услышал слово Виктория и услышал слово Сомерсет, а потом он указал на мелкие буквы и объяснил, что они обозначают те названия, которые я ему сообщил, названия, которые употребляют люди, живущие там, и я попросил его прочитать мне некоторые из них, и на самом деле, хотя он пережевывал слова во рту, но их можно было разобрать, и он сказал: Позади-Толстого-Соска, и он сказал: Сиськи-Жирного-Короля, и поверьте мне, братья, никогда в жизни мне не было так трудно сдерживать смех, который готов был разорвать меня.

— Значит, если я поеду в страну вазунгу и куплю одну из этих карт, то прочту там детские шалости баба Сиди?

— О, да, баба Али, но поторопись, эти вазунгу такие добросовестные, возможно, скоро другой поедет в те края, собирая новые знания. Они снова и снова перерисовывали свои карты, это любимое развлечение вазунгу, нет, это не просто развлечение, человеческая гордость зависит от этих карт, и дружба бваны Бёртона и бваны Спика, она окончательно сломалась, столкнувшись с картами.

— Как же такое возможно?

Звук. Звук как укол. Кривой и жалобный звук. Словно целую октаву ухватили за горло. Два крика, кинжалами заколовшие тонкое дыхание его сна. Вначале он думает, эти звуки вырываются из сна, перетекающего в явь, пока не осознает низкого неба своей палатки и узкой брезентовой ограды со всех сторон. Раненые крики приходят снаружи. Он поднимается, берет ружье, выползает из палатки, но не может обнаружить опасности, не видит ее в заспанных рассветных сумерках, звук проникает в его затылок, он водит по сторонам ружьем, готовый выстрелить, не видит ничего, кроме птицы, отвратительной птицы, которая, открывая клюв, выталкивает из себя тот самый звук, что вонзился в его сон. Бёртон ощущает неукротимую злость на крохотную птичку, которая осмелилась на такую громкость. Он хватает ружье за ствол, но маленькая птица умеет летать, она машет крыльями, удаляясь, и оставляет Бёртона без удовлетворения.

День назад они выехали из Казеха, отправившись в последний отрезок обратной дороги. Для этого пути им потребовалось завербовать новых носильщиков. Они стояли перед ним, из какого-то очередного урожая ньямвези, собранные Снай бин Амиром, молодые мужчины, разряженные в своем нетерпении, чрезмерно усердные, освежающе невинные. Некоторые стоят на одной ноге, как аисты на реке Малагарази, опираясь ступней поднятой ноги о колено, положив руки на плечи соседа, непринужденный жест, который не переживет и одной недели, другие сидят на корточках, охватив обеими руками колени и с надеждой устремив взгляд на вождя экспедиции.