Богдан Тамко - Somniator

– Ты хоть присядь, поговори со мной минут десять.

Бедная девочка аж побледнела! Видимо, она совсем забыла про меня и мой дембель.

– Ой, Наполеон, привет, – вот и все, что она смогла из себя выдавить.

– Ты садись, Лолит, – я отодвинулся ближе к краю, чтоб увеличить расстояние между нами и не смущать ее.

Девушка послушно присела на самый кончик скамьи, положила ладони на коленки и уставилась в землю. Мне уже не нужно было выглядеть красавцем-эстетом, как раньше, поэтому я грубо развалился, оперев локти на спинку и потрясывая бутылкой.

– Ну, расскажи мне, как живешь, чем занимаешься сейчас?

Лолита теперь покраснела и замялась. Я чувствовал себя маляром ее лица.

– Шла по делам.

«По каким?» – хотел спросить я, но понял, что это будет грубо и похоже на допрос, поэтому перефразировал.

– Это секрет?

– Ну… нет. Просто ни к чему рассказывать.

Наверное, на встречу со своим дружком шла. Но ведь я не давить на нее пришел, а просто в глаза посмотреть.

– Лолита, – она не оборачивалась, – Лолита! – сказал я громче и дождался, пока та не поднимет на меня свои виноватые глаза. – Расскажи же хоть что-нибудь, я приехал увидеть не чужого мне когда-то человека. Ведь и правда интересно, как ты живешь.

Девушка вроде бы уже была готова что-то сказать, но внезапно изменилась в лице и посмотрела вдаль. Что-то привлекло ее внимание. Я глянул в ту же сторону и увидел направляющегося к нам парня. Он был худой, достаточно высокий, но все же пониже меня, с длинными выпрямленными волосами под шапочкой, в толстовке, джинсах-дудочках и уродливых кедах. Эдакий эмо-бой только без черных волос и розовой одежды. Он подошел к Лолите, поцеловал ее в губы и сказал:

– Приветик, моя хорошая.

По всей видимости, он даже не сообразил, что я не просто пьяный бродяга с улицы и сижу рядом не от того, что во дворе больше нет скамеек.

Сказать, что меня обуял гнев – не сказать ничего. В те секунды я вспомнил все: тревоги, наказания, перестрелки, смерть Че и ранение. Когда я думал о поступке Лолиты, то готов был понять все, но не то, что она променяла меня на какую-то смазливую «девочку». И тут я понял, что обязан сыграть свою последнюю роль в жизни этой актрисы. Благо, «костюм» на мне был надет соответствующий. Четко осознавая, что делаю, я вскочил, перехватил правой рукой бутылку, разбил ее о свой лоб, от чего берет съехал на затылок, и матом заорал на несчастного паренька.

– Пошел вон отсюда! – были мои последние слова в этом крике, после которых я только увидел, как засверкали подошвы его кед за углом.

Мой наполовину наигранный гнев сменился истерикой. Я выбросил в урну «розочку», которой размахивал только что перед мальчуганом, и залился хохотом.

– Да-а-а, Лолита, ты нашла мне достойную замену! – сквозь смех протянул я и ушел, оставив бывшую любимую плакать на скамейке в одиночестве.

Я ехал к отцу с чувством радости от ожидания и того, что в моей жизни закончилась очередная глава с пустым человеком. В который раз мне не повезло в любви, да и любовь ли это была, даровавшая только чувство усталости, износа и связанности. Поэтому я без грусти вычеркивал эту девушку, а после меня уже женщину из своей жизни.

Позвонив в дверь отцовской квартиры, я с нетерпением ждал, когда он откроет. Папа так трепетно писал мне о том, что значит для него мое возвращение, что я боялся утонуть в его объятиях. Переминаясь с ноги на ногу, я вспоминал Новый год, как отец привел меня в школу и многое другое. Дверь открылась, и я увидел седого, старого мужчину.

– Наполеон, сын! – закричал он и втащил меня обеими руками. По его щекам текли слезы, а мое сердце сжималось от тоски при мысли: «Он один меня ждал».

– Пойдем на кухню, я столько всего тебе приготовил.

Я снял берцы, положил на полку берет и сел за стол. Папа поставил две рюмки, налил вино и закурил.

– А я, вот, наконец-то, бросил, – сказал я, – не мог больше терпеть этой смолы в легких, коричневых соплей, хрипящего дыхания и вечной усталости, пап. Правда, это дороговато стоило.

Я расстегнул китель и сдвинул лямку своей майки-тельняшки, показав отцу круглый зарубцевавшийся шрам.

– Что это? – ужаснулся папа.

– Да еще осенью один дурак не выполнил правила техники безопасности на стрельбах и продырявил мне плечо. Не переживай, армия меня выходила и все оплатила.

Отец был готов упасть в обморок на месте, но потом, видимо, понял, что сын-то перед ним живой, и успокоился. Он поднял рюмку и произнес.