– Неужели под старость счастье пришло и в твой дом?
Мы приехали ко мне в обитель, я показал Кристине квартиру и уголок, в котором все эти годы стоял портрет. Мне позвонили со студии, поэтому я вышел на балкон поговорить, а две Кристины удалились на кухню. Когда я закончил разговор и направлялся к девочкам, то, подходя, услышал вопрос дочери:
– А Вы знаете, что папа очень сильно Вас любит?
– Да, крошка, знаю.
– Пожалуйста, не уходите никуда. Я больше не хочу смотреть, как он грустит. Вы сможете сделать так, чтобы папа всегда улыбался.
Моя дочь – это высшее проявление любви в моем мире.
– А вдруг он этого не захочет?
– Он всю жизнь Вас ждал, – ответила маленькая Кристина большой.
Все эти годы с того самого рокового дня в актовом зале я считал Кристину святым и светлым образом, моим идеалом, благодаря которому я видел красоту в этом грязном и похотливом мире. Именно поэтому мне не хочется вдаваться ни в какие подробности нашей с ней интимной, плотской и духовной близости. Это все только мое: святое и неприкосновенное.
Через месяц мы поженились. Две мои Кристины души не чаяли друг в друге, и обе делали все для моего счастья. Элизабет наблюдала за всем со стороны на этой свадьбе и, встречаясь со мной взглядом, одобрительно улыбалась и слала мне воздушные поцелуи.
Мне пятьдесят. Больше десяти лет мы прожили с Кристиной душа в душу, ни разу не поругавшись. Дочь давно называла ее мамой и продолжала любить меня больше жизни. Девушка выросла невероятно красивой. Когда у нее стали появляться первые мальчики, она постоянно просила меня не ревновать и понять, что ее чувства ко мне никто и никогда не отнимет, даже в день свадьбы.
– Я помню каждую минуту, проведенную с тобой, – говорила мне дочь.
Студия давала мне творческую реализацию, любимые женщины тепло. Пройдя больше половины жизни в мытарствах, я, наконец-то, не нуждался ни в чем, кроме того, что уже имел. Я стал счастлив.
Однажды, когда две мои женщины были вместе в театре, а я пораньше освободился со студии, мне вздумалось заглянуть в давно забытое мною кафе, в котором мы столько времени проводили с Дианой. За все эти годы оно изменилось до неузнаваемости – даже не осталось тех укромных мест по углам, где мы прятались от толпы. Я нашел свободный столик посреди зала и сел. Вскоре мне принесли кофе, я спокойно смотрел в зеркальную стену впереди себя и подводил некий итог своей жизни. Чем дальше я уходил в свои мысли, тем хуже слышал голоса других посетителей, а зал словно начинал давить на меня, медленно уменьшаясь в размерах.
Внезапно я почувствовал, как на мое плечо легла чья-то рука. Не оборачиваясь, я поднял глаза на зеркало и увидел, что оно висит прямо передо мной, все стены вокруг белые и обиты войлоком, да и отражающая поверхность впереди была не стеклом, а отполированным металлом. Позади меня стоял доктор в очках и белом халате, и именно его ладонь лежала на моем плече. Все это я наблюдал в отражении.
В моих руках была пепельница и дымящаяся сигарета, легкие ломились от боли и тяжести. Мое лицо – покрытое морщинами и старостью полотно, полное болезненности, хотя еще десять минут назад я выглядел, как здоровый мужчина средних лет. Доктор смотрел мне в глаза через зеркало и спокойным низким голосом говорил:
– Наполеон. Я наблюдаю за тобой столько лет и, честно признаюсь, ты мой любимый пациент. Но все эти годы меня гложет один вопрос. Ответь же на него хоть раз. Ты и в самом деле так свято веришь в несуществующий мир вокруг себя или хоть иногда осознаешь, что половину своей жизни ты провел в нашей психиатрической больнице?
Я проморгался. Изображение впереди меня никуда не уходило, а значит, оно не было очередным плодом моей фантазии. Как ни странно было это осознавать, сон все происходящее тоже не сильно напоминало. Больше всего в тот миг я боялся обернуться.
Почему?
Чтобы не разрушить иллюзию или не удостовериться в ее реальности? Доктор все так же держал руку на моем плече и пытливо заглядывал мне в глаза в ожидании ответа. И тогда я начал вспоминать.
Всю свою жизнь я был неудовлетворен и несчастен, тщетно пробиваясь к своим творческим целям и взаимной любви. Абсолютно всеми я бывал брошен или предан.
Кроме Элизабет. О да, эту малышку я помню еще с детских лет, как раз с той поры, когда мечты значили для меня намного больше, чем реальность. Что ж, этот человек определенно присутствовал в моей жизни.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу