Слава Курилов - Один в океане. История побега

Прекрасно разбиравшийся в дыхательных аппаратах (он служил семь лет на флоте и имел солидный опыт), А. В. откровенно расхохотался, так что из бумажных джунглей на столах на мгновение высунулись потревоженные физиономии молодых исследователей. После очередной неудачной попытки закурить трубку (опять поднялись головы из-за бумаг) А. В. откинулся на спинку стула, глаза его все еще продолжили смеяться.

– Именно таких ребят я и ищу.

Потом он вытащил из ящика стола овальное стекло с резиновой окантовкой и положил передо мной. Я покрутил его в руках, не зная, что с ним делать.

– Это маска, – сказал А. В. , – ее надевают вот так. А это акваланг, – достал он из-под стола два тяжелых металлических баллона с ремнями.

Я смотрел на все это, как на крылья для полета.

– Хочешь подышать? – А. В. подал мне загубник.

Я потянул воздух всей силой легких, вцепившись в загубник зубами и губами, как в своем противогазе.

– Легче, – улыбается А. В.

Я вдохнул.

– Совсем легко.

Я еле держу загубник и ахаю-выдыхаю:

– Так легко! Не может быть!

Так неожиданно в моей жизни появился Майер, и тогда море, живое, первозданное, как в древние времена, широким потоком ворвалось в пыльные кабинеты и лаборатории и унесло меня к иным берегам.

Как греки и римляне осваивали просторы далеких морей, так и мы, участники группы подводных исследований, отправлялись на все лето в морские экспедиции к Черному морю, ставили палатки и каждый день выходили в море на маленькой лодке. Жизнь на берегу напоминала жизнь ихтиофагов, морских легендарных племен. Днем они плавали и ныряли в море, питались сырой рыбой и ракушками и только спать выходили на сушу.

Весь день мы проводили в море на плоту или на лодке, ныряли с аквалангами на глубину, занимались какими-то экспериментами под водой, а вечерами в нашем палаточном лагере, в окружении многочисленных гостей пили вино, слушали песни, танцевали и купались по ночам при свете луны или звезд. Мы выполняли водолазные работы в километре от берега, чаще всего в штормовом море. Только два летних месяца было в нашем распоряжении, и ждать у моря погоды нам было нельзя. Иногда из-за шторма мы не могли направить нашу маленькую лодку-плоскодонку к берегу – заливало корму, волны были такие большие, что мы видели их вершины высоко над нами, а когда, наконец, к ночи, после долгих часов дрейфа, нам удавалось галсами приблизиться к берегу, то море просто выбрасывало нас на берег в волнах прибоя со всем нашим имуществом.

Майер был нашим учителем и вожаком и умел находить выход из самых безнадежных ситуаций. Он был единственным преподавателем на кафедре, кто бегал бегом по институтским коридорам и лестницам. Там, где мы видели сгущающиеся тучи и явное приближение грозы, он всегда видел безоблачное небо. У него получалось все, даже то, что казалось невозможным. Он был безумно храбр на море и под водой. Я и сейчас вижу его сидящим на корме нашей маленькой лодочки-плоскодонки на фоне огромных волн. Самого его присутствия было достаточно, чтобы мы благополучно прошли через все опасности, – а их во время работы было немало. Он научил меня любить риск. В моменты опасности я чувствовал радостное возбуждение, а после, на берегу, умиротворение и блаженный покой.

Однажды, сидя на берегу, я долго вслушивался в шум прибоя и незаметно «выпал» из времени. Мне казалось, что я сижу здесь уже давно, так давно, что не помнил сам, когда и как здесь оказался. Постепенно вся окружающая природа преобразилась. Я не узнавал свою бухту, скалы и море – все это я видел как будто впервые, и все было сказочно красивым. Я снова и снова всматривался в окружающее – оно не поддавалось запоминанию и каждый раз оказывалось непривычным и прекрасным. Я вдруг явственно ощутил чье-то присутствие. Море стало одушевленным, и я почувствовал, как оно смотрит на меня. Это было точное ощущение, которое невозможно определить иначе: море смотрело на меня из глубины всей своей массой, гребнями волн, кусками пены на песке, мельчайшими каплями на камнях. Присутствие чего-то одушевленного не было пугающим. Чувство любви затопило все мое существо, я не мог оторвать глаз от моря, я боялся шелохнуться. Я слышал какой-то призыв из глубины и ощущал, как море втягивает мою душу. Все, что происходило со мной, было и необычным, и в то же время совершенно реальным – мое сознание оставалось по-прежнему ясным. Мне казалось, что я стал обладать новыми, недоступными раньше чувствами – они, как щупальца спрута, протянулись в какие-то иные сферы жизни. Наверное, я пробыл в этом состоянии довольно долго. Потом я понял, что меня окликают по имени. На огне жарились шашлыки, разливали вино, начиналось обычное ночное веселье: смеялись над чем-то девушки, ребята разбирали стаканы и рассаживались вокруг костра. С берега доносился шум прибоя и снова возвращал меня к только что пережитому, в сердце все еще сохранялось чувство любви. Я отвечал на вопросы невпопад и долго не мог вернуться к нормальному состоянию. С того вечера во мне что-то изменилось. Я часами мог сидеть у моря в одиночестве – слушать, вдыхать, постоянно удивляться и восхищаться, затихать в его присутствии и доверяться ему всем сердцем. Я чувствовал, что навсегда связан с ним какими-то сокровенными узами.