Петер Розай - 15 000 душ

В студеной ночи, весело шурша, приплясывали пушистые снежинки.

— Что там водители внизу делают? — спросил Клокманн, указывая большим пальцем в сторону улицы.

— Работу ищут. Городу нас большой. Когда же меня, наконец, переведут на наружные работы?

— Возможно, раньше, чем вы думаете. Меня ожидает доктор Диамант, — сказал Клокманн, поспешно удаляясь. — Желаю удачи!

Напоследок Вагнер издал душераздирающий радостный вопль, тысячекратное эхо которого разнеслось по пустым коридорам:

— Вы замолвите за меня словечко?

Бедный идиот! У него ведь даже лыж нет.

В лифте, на котором поднимался Клокманн, лежал мертвец. Сегодня он был уже не первый. Тут повсюду, главным образом в лифтах, валялись трупы, похожие на жуков, которых сморило: от меда? От медовухи? От браги? Многие из них, видимо нездешние, заплутали в коридорах и висели на собственных галстуках, удавленные, задушенные. Теперь пыль потихоньку застилала их открытые ладони и излучающие оптимизм глазные яблоки.

«Если хорошенько поразмыслить, — радостно думал Клокманн, шагая вперед; на груди у него топорщилась записная книжка, он прямо летел. — Нельзя ли мне со временем или прямо сейчас, после всего того, что я добился, — мочки ушей у него налились кровью, — нельзя ли мне называть себя Клоккманном? С двумя „к“? — Ну, что? Каково?»

Он расцвел. Дела пошли в гору.

Диамант как раз доставал лед из холодильника, встроенного в длинный пульт. В ярких лучах света, падающих из неровного проема, его горб выпирал из-под темного смокинга, как крутой рыбий хребет, как скошенный, слегка нависающий снежный сугроб. Он подрагивал, мягко покачивался в такт движениям Диаманта, на пульте стояла пепельница.

Лед позвякивал. Диамант сжимал в руке охотничий нож.

В пепельнице, до которой он мог легко дотянуться, шипела тлеющая сигара, выпуская змеящиеся струйки дыма. На кончике светился цилиндрический нарост раскаленного пепла. — В кабинете было темно. Даже конфетти световых индикаторов куда-то разлетелось и рассыпалось. Диамант нахохлился, как птица! Нет — он просто сбросил с плеч смокинг. — Снаружи просачивался слабый свет, отблески которого мерцали на рукавах его рубахи и оскаленных зубах: это были отсветы, которые отбрасывали, шевеля щупальцами лучей, автомобили и пестрые, мерцающие букеты альпинистов, которые слабо сияли вблизи и вдали на фасадах башен, словно раскрытые раковины гигантской тридакны.

Последний привал! Время от времени одна из переливчатых тварей начинала шевелиться, ракообразные вытягивали красные, зеленые и желтые щупики и, гонимые ветром, переплывали на другое место над поблескивающими окнами. А может, они карабкались, как горные козлы, перебирая светящимися копытами?

Пел и свистел ледяной ветер.

С черными вытянутыми силуэтами небоскребов вполне гармонировали блестящие плечики и горлышки бутылок, выстроившихся в ряд за спиной Диаманта: на боках этих бутылей-монстров высотой в человеческий рост, лишенных каких бы то ни было опознавательных знаков, дрожали разноцветные отсветы рудничной лампы.

— Работаем!!! Работаем! — застонал Диамант с усталым видом и дотронулся до наушников. — Объявляю шах! — В его глазах вспыхнули искорки, словно глазницы были набиты стеклянной крошкой, рот открылся.

В тот же миг один из засевших на скале спрутов втянул переливающиеся щупальца, густо обсаженные горными клопами, и крепко обвил ими свою темную, мерно пульсирующую сердцевину: теперь он напоминал круглую шутиху, высотный шар, который, казалось, вот-вот взорвется, плотный букет роз посреди вьюжной ночи. — Тут раздалась звонкая, пронзительная трель! Отвесные стены отозвались многократным эхом. — Это спрут издал клич, который летел к ним, но потом, подхваченный ветром, затерялся в просторах заснеженного делового квартала.

Диамант с трудом поднялся. Хотя на его лице лежала тень, было видно, что оно лоснилось от пота.

— С этим вроде все, — сказал он, — теперь приготовим эликсир!

Почти машинально он снял черные туфли.

Тут он обратил внимание на Клокманна.

— С вами все в порядке? — вежливо спросил Клокманн, боясь, что он заявился некстати. — Меня не было чертовски долго. Я сожалею.

Тем временем он уже шарил горящими глазами по дольменам бутылок.

— Пустяки! Со мной все в порядке, — Диамант потер рукой набрякший загривок и потянулся, откинув назад руки и все еще сжимая в кулаке рукоятку охотничьего ножа.

— Это не рак! Думаете, это рак?! Это зоб, только и всего! — Он рассмеялся. Тихо бормоча себе что-то под нос, он занялся бутылками; откручивал проволочную уздечку.